VI Международная научно-практическая конференция "Наука в информационном пространстве" (16-17 сентября года)

Сибирский Н.А.

Ливенский филиал

Орловского государственного технического университета,

Российская Федерация

РОЛЬ НАУКИ В УСЛОВИЯХ МОДЕРНИЗАЦИИ ЭКОНОМИКИ

В России на протяжении уже более 20 лет продолжаются экономические реформы, направленные на построение рыночного хозяйства. Происходящие в обществе дискуссии по оценке результатов и перспектив рыночной модернизации отражают двойственность мнений. Компаративный анализ, представляющий собой (по определению Н. Смелсера) «описание и объяснение сходств и различий (главным образом различий) условий или результатов развития крупных социальных единиц, обычно – регионов, стран, обществ и культур» и опирающийся на простую методологию, свидетельствует, что на протяжении всех этих лет российские власти старались привить стране западные экономические институты, растаптывая при этом национальные самобытные институты.

В рамках теории модернизации такая политика получила название «догоняющего развития». Это означало принятие концепции, согласно которой Россия отличается от Европы не по формам, а по уровню экономического развития. При её реализации внешне социальные и экономические институты России стали ближе к западным, но их экономическая эффективность оказалась крайне низкой.

Термин «компаративные исследования» появился в начале XIX века в работах немецкого лингвиста Ф. Боппа. В середине XIX века компаративистский подход проник в другие общественные науки. Среди экономистов его лучше всего освоили сторонники модернизационной теории. При компаративных исследованиях за эталон берётся развитая западная страна (чаще всего США). С этим эталоном сравниваются социально-экономические показатели исследуемой страны. Такой подход неверен, поскольку, например, социально-экономические показатели Великобритании, ФРГ, Японии и других стран имеют существенные различия, но это не значит, что какая-либо из этих стран отстала в своём развитии.

Сторонники институционализма Р.М. Нуреев и Ю.В. Латов считают, что «российский опыт» является «доказательством принципиальной малоэффективности «копирующей модернизации» [1]. По мнению Д.С. Львова, «стоит только перейти от изменений в институциональной области к конкретному технико- и социально-экономическому анализу, как тут же обнаруживается, что современная экономика России по основным качественным показателям развития заметно уступает старой, дореформенной [2].

Все ключевые показатели пореформенного периода уступают достижениям советского времени как количественно, так и, главное, качественно. В дореформенный период наша страна являлась второй промышленно развитой державой мира и отставала по размеру только экономике США. В структуре промышленного производства на долю производств, определяющих научно-технический прогресс, машиностроение и металлообработка, приходилось более 28% – против нынешних 14,7%; почти в 3 раза, с 18,3 до 5,6% сократилась доля экспорта этой продукции во внешнеторговом обороте страны. В то же время импорт этой продукции в структуре оборота занимает ныне 51%. В 2,5 раза увеличился удельный вес топливно-энергетического комплекса в общем объёме производства, в следствие чего изменилась структура экспорта, и в результате этого пореформенная Россия по сути стала сырьевым придатком мировой экономики (более 85% экспорта приходится сейчас на минеральные ресурсы, металл, древесину, т.е. на сырьё и необработанную первичную продукцию).

Опыт реформирования ввергнул российскую экономику в беспрецедентный кризис, который обострился с августа 2008 г . под влиянием падения экспортно-сырьевой конъюнктуры, что явилось свидетельством ошибочности выбранного экономического курса и необходимости его смены. Однако в либеральной экономической литературе и правительственных кругах продолжают считать, что кризис российской экономики вызван внешними обстоятельствами, привнесен извне в связи с кризисом финансовой системы США. Более того, пытаются этим самым доказывать правильность проводимых реформ в России и избранного экономического курса, признавая лишь отдельные ошибки в финансово-кредитной политике.

О возможностях современной экономической науки в решении различных проблем прошлого, настоящего и будущего в последнее время идёт серьёзная дискуссия. Можно сказать, что начало ей положил М. Фридмен в своей статье «Методология позитивной экономической науки» (1953). Результаты дискуссии обозначены как в специальных сборниках и монографиях, так и в различных периодических изданиях. Наибольшую известность получил учебник Линси (Linsey) «An introduction to Positive Economics» (1963). Во второй половине XX в. на методологию экономической науки повлияли философы (Кун, Лакатош, Поппер). В качестве изданий, обобщивших результаты дискуссий и методологических разработок экономической науки, значатся работы М. Блауга ( Blaug M . The Methodology of Economics . 1980) и И . Стюарда (Stewert I. Reasoning and Method in Economics. 1979).

В настоящее время развернулась дискуссия о необходимости «в государственных стандартах восстановить политическую экономию как общетеоретическую дисциплину и как науку в российской классификации наук». Для специалистов причина известна: в последнее десятилетие была по существу свёрнута проблематика методологии, традиционно актуальная для отечественной науки. Под воздействием смены господствующей идеологии из учебного процесса директивно была выведена политическая экономия, и заимствован «экономикс». Между тем политическая экономия есть, прежде всего, наука, изучение, развитие и преподавание которой сопровождалось методологическими и теоретическими исследованиями, борьбой мнений и позиций, новыми идеями и разработками.

Запрещение преподавания политической экономии – мера, предпринятая с подачи мирового олигархического капитала олигархическим капиталом, пришедшим к власти в России и объективно заинтересованным не в поиске рациональных путей и вариантов развития и изменения общественного устройства страны, а в стабилизации своего господствующего положения. В связи с этим российские экономисты оказались заложниками догматизма и апологетики. В учебном процессе стал фигурировать один объект, а в экономической действительности – совсем другой. В России с начала 90-х гг. вместо политической экономии стали преподавать «экономикс».

Общеизвестно, что общество, лишённое научного подхода к сложной конкретно-исторической действительности, теряет перспективу и важнейшие ориентиры своего развития. Полному подтверждению этого явились практические последствия реформ в России 1990-х гг.: разрушение своих организационных основ производства и управления, невиданное в истории страны разрушение производительных сил, существенные перекосы в распределительных процессах.

Разрушение без созидания стало следствием того, что реформаторы руководствовались не научными выводами и рекомендациями, а идеологическими предпочтениями, причём, крайне одиозными и преимущественно заимствованными извне. Из этого следует, что для разрушения наука не обязательна, но для созидания наука равносильна объективной необходимости.

Разразившийся осенью 2008 г . мировой финансовый кризис и его последствия для России были предсказаны российскими учёными задолго до их начала. Однако власть, в лице министра финансов А. Кудрина и главы правительства В. Путина, уверяла в сентябре 2008 г ., что Россия будет «тихой гаванью», что Россия «морально, организационно и в финансовом смысле, и даже политически» к этому готова, хотя, как видим, эти утверждения в настоящее время не соответствуют действительности.

Поиск выхода из кризиса, поиск пути к созидательному типу социально-экономического развития страны предполагают научное осмысление ведущих экономических закономерностей и тенденций современной эпохи, они не могут сводиться лишь к либерализму и его модификациям. Об этом уже свидетельствует опыт нашей страны, полученный в ходе проведения реформ. А поэтому столь важны вопросы научного подхода как к анализу прошлого и настоящего, так и выработке важнейших решений экономической политики государства.

Изучение макро- и микроэкономики неплохо, поскольку, с точки зрения практики, позволяет разговаривать с зарубежными партнёрами на их языке, понимать их менталитет. Однако «экономикс» не ставит своей целью исследования глубинных законов, определяющих движение социально-экономической системы, т.е. останавливается на изучении поверхностного слоя производственных отношений. В «экономиксе» налицо упрощение сложных экономических процессов. Так, например, последовательная реализация принципа максимальной предельной полезности требует уравнительного распределения благ, что противоречит сути рыночной экономики. В действительности этот принцип является нереализуемым и находится в непримиримом противоречии с реальностью, что свидетельствует о кризисе теории в её основании.

Противоречие можно наблюдать и при рассмотрении принципа методологического индивидуализма, который восходит к А. Смиту и соответствует философским идеям своего времени. Суть этого принципа связана с максимизацией индивидуальной полезности. Сегодня, в существенно изменившихся условиях, этот принцип основательно устарел, поскольку максимизация индивидуальной полезности в современных условиях в определяющей мере зависит от результатов деятельности функционально-экономических и социальных структур более высокого порядка.

В настоящее время в Институте экономики РАН создан Центр современной политической экономии, который призван переработать в систему политэкономических знаний, отражающих сущность современного общества, лучшие достижения отечественной и зарубежной науки. Уже сейчас существуют многие ориентиры, и даже научные разработки, которые намечают пути совершенствования настоящего и движения в будущее.

Процесс формирования современной политической экономии будет противоречивым, трудным, дискуссионным, возможно конфликтным, но уверенность в необходимости политической экономии не только проявилась, но и существует в умах многих российских учёных.

В мировом научном сообществе значительная часть нобелевских лауреатов по экономике последнего десятилетия пришли к выводу, что необходимо восстановить способность к реалистическому отражению происходящих в экономике изменений, к решению социальных и экономических проблем, к разработке и освоению научно-технических и технологических достижений. Это вызвано несовместимостью неоклассических представлений с реальностями нынешнего времени (действительность расходится с утопией).

В российской экономической литературе эта тема обсуждается фактически уже два десятилетия. В результате этого обсуждения выведена новая научно-практическая парадигма, названная «постнеоклассикой». Она отвечает инновационным императивам развития России и становится основой («стандартом») нового экономического знания [3]. Её суть заключается не в механическом отбрасывании предшествующей эволюции экономической науки, не в конфронтации с ней (в диалектическом смысле), а в переводе всех значимых научных направлений и школ (синтез их прогрессивных содержательных элементов) на «язык» практики хозяйствования, на получение в результате этого специфического «синергетического эффекта».

К сожалению, разработки российских учёных в большинстве случаев не воспринимаются за рубежом, хотя результаты таких разработок могут претендовать на статус достижений мирового класса. Так, в отличие от господствующих абстрактно-упрощённых интерпретаций любой рациональности, включая экономическую, в работах наших учёных существуют более сложные и многомерные характеристики этого феномена, основанные на привлечении категорий эволюционной, институциональной и поведенческой экономик, а также с учётом действия социальных и экологических факторов.

Более содержательной и признанной является так называемая неоиндустриальная парадигма, обоснованная и выдвинутая в результате обобщения генеральных закономерностей современности. Она содержательно уточняет и ёмко выражает формулу развития России: неоиндустриализация плюс вертикальная интеграция. В крупных университетских центрах, включая МГУ им. М.В. Ломоносова, а также в экономической литературе идёт предметный и заинтересованный обмен мнениями по вопросам неоиндустриализации. Аргументированная поддержка наглядно иллюстрируется в теоретических, концептуальных, системных и практических аспектах, при этом всё базируется на убедительных доводах. Можно сказать, что неоиндустриальная парадигма концептуально состоялась, т.е. её статус как общественно необходимой можно считать в основном подтверждённым [4].

Теперь важно соединить воедино неоиндустриальную парадигму и реальную экономическую политику. Заявленная сегодня модернизация, по сути, является постановкой задач по переводу в практическую плоскость политики неоиндустриализации России через призму конкретных подходов. Здесь обозначились две противоположные позиции, которые расходятся друг с другом в определении движущей силы неоиндустриализации. Так, согласно одной, локомотивом новой индустриализации (формулировка «новая индустриализация» соответствует понятию «неоиндустриализация») должно стать государство, тогда как другая предполагает опираться на частный капитал и систему свободной конкуренции.

Финансирование российской модернизации не должно осуществляться за счёт наращивания расходной части бюджета. Наша задача заключается не в развёртывании индустриализации с нуля, а в создании новых кластеров роста в относительно индустриализированной стране, перестроив производство на более конкурентоспособный лад, запустив механизм эффективности производства.

Список использованных источников:

1. Нуреев Р.М. Институциональные ограничения догоняющего развития императорской России / Р.М. Нуреев, Ю.В. Латов // Экономический вестник Ростовского государственного университета. – 2007. – Т. 5. – № 2. – С. 80-99.

2. Львов Д.С. О социальной доктрине России / Д.С. Львов // Экономическая наука современной России. – 2005. – № 3 (30). – С. 7-9.

3. Глазьев С. «Либерально-патерналистская» интерпретация «третьего пути» как реакция на переход к инновационной экономике / С. Глазьев, Г. Микерин // Российский экономический журнал. – 2008. – № 5-6.

4. Нешитой А. К новой модели экономического развития: воспроизводственный процесс / А. Нешитой // Экономист. – 2010. – № 2. – С.10-24.