Поволжский государственный университет сервиса, г. Тольятти, Российская Федерация
Доверие как базовый параметр институциональной среды оказывает существенное влияние на механизм согласования внутрикорпоративных интересов (собственников, менеджеров, наемных работников) и интересов компании со стейкхолдерами. Это находит отражение в механизмах (инструментах) корпоративного управления (приоритетах, способах использования тех или иных инструментов). К внутренним механизмам в экономической литературе относят деятельность собрания акционеров, совета директоров, других органов управления компанией, стимулирующие контракты менеджеров. К внешним – фондовый рынок, рынок корпоративного контроля, институт несостоятельности (банкротства), рынок менеджеров, партнерские отношения со стейкхолдерами (социальное инвестирование бизнеса и др.) [1, c . 18 – 19].
Из-за низкого уровня деперсонифицированного доверия (персонифицированное доверие распространяется только на лично знакомых лиц) внутренние инструменты корпоративного управления в российских компаниях, выдвинувшиеся на первый план, приобрели специфические особенности. В условиях недоверия и неопределенности наиболее действенным способом обеспечения прав собственности становится непосредственное влияние и контроль над принятием решений со стороны ключевого собственника. Этим можно объяснить высокую концентрацию акционерного капитала, сложившуюся в России, стремление собственников к непосредственному участию в управлении (в ущерб привлечению наемных менеджеров), снижение роли собраний акционеров и органов рабочего самоуправления в управлении компанией [1, c . 39 ; 2; 3; 4, c . 153]. Эту же особенность исследователи отмечают и в других переходных экономиках, в которых имели место сходные характеристики институциональной среды [5, c . 3 – 28]. Концентрация капитала и личное участие позволяют лучше защитить права собственности, контролировать деятельность предприятий и финансовые потоки, бороться с оппортунизмом. Происходит своеобразная замена доверительных отношений навязанными властными отношениями. Это проявляется как непосредственно, когда собственник берет на себя функции менеджера, так и опосредованно, путем создания подконтрольных управляющих компаний, включения в процедуру согласования корпоративных решений сторонних лиц, формального и неформального давления на исполнительную дирекцию, частой смены менеджеров.
Концентрация капитала и совмещение функций собственности и управления препятствуют эффективному использованию таких инструментов корпоративного управления как собрание акционеров и совет директоров. Хотя по действующему в РФ законодательству об акционерных обществах исполнительный менеджмент не может занимать в совете долю более 25%, а должности руководителей исполнительной дирекции и совета директоров не должны совмещаться, обеспечить должного эффекта удается далеко не всегда. С одной стороны, исполнительный менеджмент заинтересован в создании «доверенного» совета, с другой – сами члены совета проявляют заинтересованность в послушной исполнительной дирекции. Рынок менеджеров, эффективность которого обеспечивается величиной предложения и заработной платой управленцев, действует достаточно слабо из-за того, что успешное руководство любой компанией требует от российского менеджера не только (и не столько) профессиональных знаний и умений, сколько личных контактов и личностного доверия. Отличительной российской особенностью остается непубличность требований к топ-менеджерам, непрозрачность механизмов платы их труда, назначений и смены. Такие негативные явления, как высокая дифференциация в оплате, слабая увязка доходов с результатами выполнения текущих и стратегических планов компании, преимущественное использование индивидуальных договоренностей о размере вознаграждения, являются типичными для российской практики управления бизнесом [6, c . 72 – 73]. Обратной стороной становится то, что руководители исполнительных органов АО (и члены совета директоров) остаются недостаточно защищенными соответствующими правовыми процедурами. В условиях, когда рынок ценных бумаг остается малодейственным для подавляющего большинства российских компаний, гипотеза о том, что неэффективные действия менеджеров влекут за собой смену исполнительного менеджмента из-за снижения курсовой стоимости акций и повышения риска поглощения, в российских условиях практически не находит проявления. В этой связи, хотя внутренние инструменты корпоративного управления в последние годы стали использоваться активнее, они получили б о льшее распространение не в головных, а в дочерних структурах групп компаний или холдингов [7, c . 71, 73].
Среди внешних инструментов корпоративного управления только один – внешний контроль – остается наиболее распространенным, и то в своеобразных, присущих российской практике, формах. Институт банкротства с самого начала стал выполнять роль инструмента по недобросовестному корпоративному захвату, которому часто подвергались не худшие, а лучшие предприятия. После изменения ключевых норм законодательства в 1998 и в 2002 гг., когда были введены в действие новая редакция закона об акционерных обществах и второй закон о несостоятельности (банкротстве), добиться особых изменений в сложившейся практике не удалось [8]. Поэтому механизм корпоративного контроля, который в российских условиях осуществляется по большей части вне фондового рынка, оказался наиболее развитым инструментом внешнего корпоративного управления и главным инструментом обеспечения прав собственности (включая АО с государственным участием). При этом приобретение контроля над предприятием часто принимает крайние формы рейдерства и других видов захватов, вследствие чего переход прав происходит не всегда к более эффективному собственнику, а часто – наоборот. Эти явления получили особое распространение в России на почве нарушения основных принципов эффективного управления компанией, противоречивого законодательства, нарушения принципов справедливости в управлении компанией. Тот факт, что до 90% организаций, функционирующих на российском рынке, были либо образованы с нарушением законодательства, либо на протяжении своего существования были вынуждены нарушать правовые и морально-этические нормы, делает их мишенью для рейдеров [9, c . 8]. Так как российское рейдерство оказалось неразрывно связано с коррупцией, то незаконные действия, применение административного ресурса, основанного на навязанных властных отношениях, стали его неотъемлемыми признаками [10, c . 170]. Даже само понимание враждебного поглощения в России приобрело свои особенности: из способа получения контроля над финансово-хозяйственной деятельностью или активами компании-цели, оно превратилось в поглощения, базирующиеся на пробелах в законодательстве, совершаемые в обход закона и с использованием административного ресурса в жесткой форме. Только такой инструмент, как приобретение долей в уставном капитале компании, можно с полным правом назвать рыночным [11, c . 37].
Односторонний контроль и влияние собственников на принятие решений в АО не стали гарантом стабильности. Как показывают исследования российских авторов, процессы смены реальных собственников вместе с концентрацией капитала не замедлились, а ускорились. Ежегодно 6 – 8% российских АО переходят от одного собственника к другому [1, c . 25]. Такая частая смена собственников (в том числе с применением насилия) отрицательно влияет на долгосрочное развитие предприятия, сокращает капитализацию дохода, ведет к ухудшению ситуации на рынке труда и ущемляет права наемных работников, которые остаются одной из самых ущемленных категорий субъектов российских акционерных обществ .
Низкий уровень деперсонифицированного доверия и социального капитала становятся решающим фактором в выстраивании отношений со стейкхолдерами, в состав которых, помимо органов власти, входят бизнес-структуры, инвесторы, общественность. В едущую роль во взаимоотношениях со стейхолдерами начинают играть краткосрочные интересы организованных групп, которые берут на себя решение проблемы коллективных действий, поэтому выгоды от этого достаются именно им. При этом социально ответственные действия отличаются тем, что строятся с учетом долгосрочных целей. Речь может идти о выборе стратегии развития компании, использовании новых ресурсов и технологий, социально ответственной политике занятости, улучшении качества и потребительских свойств товаров; выборе партнеров и др. В условиях низкого уровня доверия корпоративная социальная ответственность утрачивает природу частной альтернативы государственному регулированию экономики и становится средством государственного воздействия на частный сектор. Такое положение ко многому обязывает государство, так как возрастают риски злоупотреблений и субъективизма, применения неформальных, не урегулированных официальными правилами действий во взаимоотношениях с бизнесом.
Таким образом, низкий уровень доверия и социального капитала создает серьезные препятствия на пути эффективной деятельности корпоративных предприятий с разделением функций собственности и управления. Отличительными признаками становится совмещение функций, противоречия между мажоритарными и миноритарными акционерами, отстранение наемных работников от собственности и управления, рассогласование интересов инсайдеров и стейкхолдеров, что, в конечном итоге, приводит к низкой экономической эффективности корпораций.
Список использованных источников:
1. Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ): десять лет спустя. Часть II . Российское государство / п од ред. Р. М. Нуреева. – М.: Московский общественный научный фонд, 2010 .
2. Капелюшников Р. Влияние характеристик собственности на результаты экономической деятельности российских промышленных предприятий / Р. Капелюшников, Н. Демина // Вопросы экономики. – 2005. – № 2 .
3. Российская корпорация: внутренняя организация, внешние взаимодействия, перспективы развития / п од ред. Т. Г. Долгопятовой, И. Ивасаки, А. А. Яковлева. – М.: Изд. Дом ГУ-ВШЭ, 2007 .
4. Корпоративное управление в условиях кризиса (Круглый стол в институте современного развития – ИНСОР) // Вопросы экономики. – 2010. – № 3 .
5. Капелюшников Р. Концентрация собственности в системе корпоративного управления: эволюция представлений / Р. Капелюшников // Российский журнал менеджмента . – 2006. – Т . 4. – № 1 .
6. Винслав Ю. Интегрированные корпоративные структуры: стимулирование топ-менеджмента штаб-квартир и бизнес-единиц / Ю. Винслав // Российский экономический журнал . – 2010 . – № 3 .
7. Яковлев А., Симачев Ю., Данилов Ю. Российская корпорация: модели поведения в условиях кризиса / А. Яковлев, Ю. Симачев, Ю. Данилов // Вопросы экономики. – 2009 . – № 6.
8. Национальный доклад по корпоративному управлению. Выпуск 1 / п од ред. А. Е. Шаститко. – М.: Национальный совет по корпоративному управлению, 2008 .
9. Институциональные формы и методы борьбы с девиантным поведением в экономике: м ежфакультетский сб . науч . трудов / п од общ. ред. А. П. Сысоева, М. В. Романенко . – М.: МАКС Пресс, 2010 .
10. Борисов Ю. Д. Рейдерские захваты. Узаконенный разбой / Ю. Д. Борисов. – СПб.: Питер, 2008 .
11. Клейнер В. Корпоративное управление и эффективность деятельности компаний / В. Клейнер // Вопросы экономики. – 2008. – № 10 .