Д. филол. н. Коновалова Н. И., Лабзенко Е. А.
Уральский государственный педагогический университет,
г. Екатеринбург, Российская Федерация
Социосемантика народной демонологии
Одним из перспективных направлений исследования лексической семантики является анализ языкового выражения социально-культурных стереотипов сознания. В качестве аспекта подобного анализа может стать выявление социосемантики отдельных лексических классов слов, в частности, народной демонологии.
Под социосемантикой понимаем отражение в значении слова социокультурных стереотипов поведения, верований, представлений об окружающем мире. Термин «стереотип», по определению С. М. Толстой, «относится исключительно к содержательной стороне языка и культуры, т.е. понимается прежде всего как ментальный стереотип, и коррелирует с так называемой наивной картиной мира. Такой стереотип называют также языковым, имея в виду форму его проявления, сферу его репрезентации – в лексическом значении слова, в его коннотации, в семантической деривации, в синтаксисе, в сочетаемости, в идиоматике, в языковых тропах, в некоторых видах текстов, в частности, фольклорных» [4, с. 125]. В качестве материала для анализа в данной статье использована народная демонологическая лексика, зафиксированная в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля, составляющая семантическое поле «нечистая сила». Мы учитываем тот факт, что стереотипы сознания, в том числе нашедшие языковое выражение, не только устойчивы, но и динамичны, поэтому соотносим толкования, приведенные в словаре В. И. Даля, с другими дефинициями словарей современного русского языка и русских народных говоров. Ср. замечание о том, что «семантика слова в разные исторические эпохи, у разных народов определяется тем, насколько глубоко и подробно освоено в опыте, практической деятельности языкового коллектива обозначенное этим словом понятие» [1, с. 34]. Словарные материалы дополнены текстами картотеки диалектологической экспедиции кафедры общего языкознания и русского языка Уральского государственного педуниверситета, в том числе записанные авторами статьи в д. Буткинское Озеро Талицкого района Свердловской обл. от местного знахаря А. Д. Чусовитина. Приводимые в статье тексты дают возможность эксплицитно представить некоторые семантические компоненты демонологем, наиболее значимые для их функционирования в системе языка (говора). Кроме того, «… реальность выделенных семантических полей в языковом сознании носителей говора или языка должна подтверждаться возможностью реализации их компонентов в зафиксированных фрагментах речи» [3, с. 24]. В качестве рабочего принимаем определение семантического поля как «совокупности лексических единиц, выделенных из исходного алфавитного словника на основе наличия в их семантике такого семантического компонента, который признается необходимым для представления некоторого фрагмента семантического пространства говора или языка» [3, с. 24].
Семантическое поле «нечистая сила» включает следующие лексико-семантические группы:
1. Названия нечистой силы, включающие как родовые, так и видовые обозначения: амбарный – дух-смотритель, содержатель амбара [5, т. I, с. 36]; аспид – греч. ядовитая змея; // сказч. баснословный змей // лукавый кощей [5, т. I, с. 68]; баенник – особая порода домовых, злой дух, поселяющийся в бане; пар выживает его временно, а в нетопленной бане он живет всегда, он не любит родильниц, которых, однако, по тесноте в избе всегда выводят в баню; но их там нельзя покидать одних [5, т. I, с. 114]; лукавый – бес, дьявол, сатана, нечистый, злой дух [5, т. I I, с. 706] и др.
2. Названия людей, состоящих в договоре или родстве с нечистой силой: ведьма – колдунья, чародейка, спознавшаяся, по суеверью народа, с нечистою силою, злодейка, у которой бывает хвостик [5, т. I, с. 427]; ведьмак – вор, колдун [5, т. I, с. 427]; колдун, колдунья – кто колдует, чародей, волхв, волшебник, знахарь; ворожея, гадатель [5, т. I I , с. 342] и др.
3. Названия людей, пострадавших от нечистой силы или одержимых ею: бедовик – человек, попавший во власть беды, олицетворенной нечисти [5, т. I, с. 327]; кликуша – одержимый родом падучей, которой особенно подвержены бабы: при корчах теряет сознание, и больная кричит неистово звериными голосами, изрыгая брань [5, т. I I , с. 296]; миряк – злой дух, нечистый [5, т. II , с. 833]; невидимка – по суеверным представлениям – дух или предмет наличный, но невидимый, незримый; что не может быть усмотрено [5, т. I I , с. 1314] и др.
4. Названия предметов, служащих для защиты от нечистой силы: агат-камень – оберег, камень разных цветов и оттенков, природный сплав кварца и яшмы, сердолика, халцедона [5, т. I, с. 11]; зачур – заговор, нашепт, записанный на бумаге и зашиваемый в ладанку [5, т. I, с. 1658]; зверобой – заячья кровь, святоянское зелье, здоровая трава, которой существует множество применений в народной медицине [5, т. I, с. 1682]; одолень-трава – сказочное п ротивоядное растение, которое, по преданиям, способно одолеть нечистую силу [7, т. XXII I, с. 58]; лутошка – липка, с которой снята кора; она сохнет и вся чернеет, используется в обрядах гадания и избавления от сглаза [5, т. I I, с. 711] и др.
5. Названия обрядов и ритуалов, связанных с нечистой силой: русалии – н еделя перед Троицей, когда устраивались весенние народные гулянья [7, т. XXXV , с. 266]; ведьмовский шабаш – суббота ведьм, бесовские сборища, ночные собрания ведьм, кощунственные, бесстыдные оргии [5, т. IV , с. 1385].
6. Названия болезней, вызываемых нечистой силой: лихач – разновидность лихорадки, насылаемой, по суеверным представлениям, колдуном по ветру [5, т. II , с. 663]; мор – повальная болезнь скота от дурного слова, сглаза [5, т. II , с. 902]; лихоманка – то же, что лихорадка, трясучка [5, т. II , с. 665]; урок – изуроченье, порча, сглаз, насылка ворожбита [5, т. IV , с. 1059] и др.
7. Названия временных промежутков, характеризующихся особой активностью нечистой силы ( страшные вечера, благая минута, благой час и др.).
Благая минута, благой час – н еблагоприятный, приносящий беду, несчастье (обычно в суеверных представлениях). Благой час (от которого случилась болезнь). Твер., 1860. Вышел из дома в благой час // Знать, в благой час пошли на охоту: неудача! Не дай бог благой час в лесу застанет, умрешь не перекрестимши [7, т. I I, с. 307].
Показателем принадлежности слов к данному семантическому полю послужило наличие в их значениях родовой семы «нечистая сила» («нечистый дух») или видовой семы последующего порядка, например: домовой – «нечистый дух, обитающий в доме»; ведьмак – «человек, состоящий в родстве или договоре с нечистой силой»; плакун-трава – трава, корень и цвет которой смиряют нечистых духов»; свинобойная палка – «палка, которую клали в хлеву (под ясли), оберегая скот от кикиморы»; каженник – «человек, которого «обошел» леший, из-за чего случается потеря памяти, помешательство».
Ядром данного поля является лексико-семантическая группа «названия нечистой силы», так как общий компонент значения, выражающий основной семантический признак поля «нечистый дух» является обязательным для всех слов этой группы и ведущим при формировании семантики слов остальных лексико-семантических групп, составляющих поле. Этот компонент выступает в качестве семантического идентификатора при толковании всех названий, входящих в состав поля.
Особенности отражения сакральных характеристик в языковом сознании подчинены логике партиципации (термин Л. Леви-Брюля), сопричастности человека и мифических персонажей, придуманных им и наделенных более или менее отчетливыми характеристиками. Этот факт объясняется спецификой представлений о сверхъестественной силе. Ср.: «В большей части мистические силы, проявляющиеся в природе, одновременно диффузны, расплывчаты и концентрированны, индивидуализированы» [2, с. 308].
Рассмотрим некоторые примеры демонологем с точки зрения выражаемой ими социосемантики.
Анализ словарных дефиниций, контекстов-толкований, малых фольклорных текстов, афористики дает основания предполагать, что стереотип восприятия демонологем формируется такими признаками, как: а) родовое включение понятия (нечистый дух); б) место обитания; в) отношение к человеку; г) характерные действия; д) время появления; е) характерные особенности внешнего вида. Приведем некоторые примеры семантизации названий нечистой силы через отмеченные интегральные и дифференциальные признаки: домовой – «домашний (б) дух (а) , хранитель очага, незримый помощник хозяев (в) , является в виде маленького косматого старичка с бородой, покрытого шерстью (е) . Обычно доброжелателен к человеку (в) . Домовой стучит и возится (г) по ночам (д) , бренчит посудой, может совершать разные проказы, иногда душит сонного (г) . Помогает трудолюбивым хозяевам, ленивым вредит (в) . Может предсказывать различные события (г) ». Эти признаки находят языковое выражение в следующих идиомах или устойчивых сочетаниях, содержащих сравнение: как (словно, точно) домовой не спать (бродить, ходить) по ночам [6, с. 160]; домовой не любит « говорят о тех, кто не любит дома сидеть, все шатается хоть где, лишь бы не дома ». Ср. также: Леший – «нечистый дух (а) , обитающий в лесу (б) , мифический хозяин леса, имеет вид волосатого, лохматого старика с длинной седой бородой (е) . Обычно враждебен по отношению к человеку, в сумерках или в ненастье (д) старается сбить человека с дороги, заставляет его плутать в лесу (в) . Леший умеет хохотать, аукаться, свистеть и плакать по- людски (г) ». Устойчивое сравнение как леший распространяется глаголами, характеризующими специфические действия и внешний вид мифологического персонажа: как (словно, точно) леший кричать (ухать, урчать, хохотать) «дико, неистово»; бродить (шататься) по ночам; оброс (обросший, заросший) волосами «страшный, неопрятный» [6, с. 319–320]. Фразеологические единицы с компонентом леший только в отдельных случаях еще сохраняют некоторую отнесенность к отмеченным выше признакам, например: леший носит (кого где) «кто-либо некстати, не вовремя ходит, бродит где-либо», «кто-либо пропадает, шляется, болтается где-то», в большинстве же случаев фразеологизмы фиксируют оценочный стереотип восприятия демонологемы леший. Ср.: леший дернул «выражение крайнего неудовольствия, сожаления по поводу чего-либо сделанного»; леший принес «выражение неудовольствия по поводу прихода нежеланного гостя»; какого лешего «почему, зачем, чего еще» и др. экспрессивы.
Наиболее ярко выраженной социосемантикой обладают обозначения ритуальных действий, детально регламентирующих взаимоотношения человека с нечистой силой, которые выступают в данном случае как некая социальная память (память фольклорного социума) о национально-культурных, культовых и других представлениях русского народа. Например: Когда хозяева переезжают на новое место жительства, то домовой следует за ними, поэтому надо держать в одной руке икону, а в другой ломоть хлеба с солью и сказать: «Дедушко домовой! Прошу твою милость к нам на новожилье. Прими нашу хлеб-соль!». По отношению к нечистой силе используются «мягкие» формы императива, когда предлагается акциональная альтернатива «делай то-то, а не то-то»: Полуночница-щекотунья, вот тебе полок, вот тебе каменка, вот тебе порог. Щекочи да улетай, моего раба Божия младенца не задевай. Семантика действий в приведенных текстах может рассматриваться как одна из интерпретационных моделей выражения социокультурных стереотипов восприятия демонологем.
Список использованных источников:
1. Лапшина М. Н. Семантическая деривация в когнитивном аспекте (на материале английского языка): дис. докт. филол. наук / М. Н. Лапшина. – СПб., 1996.
2. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Л. Леви-Брюль. – М., 1994.
3. Раков Г. А. Об одной версии диалектного идеографического словаря и об определении семантического поля / Г. А. Раков // Слово в системных отношениях на разных уровнях языка. – Свердловск, 1991.
4. Толстая С. М. Стереотип в этнолингвистике / С. М. Толстая // Речевые и ментальные стереотипы в синхронии и диахронии. – М., 1995.
5. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х т. / В. И. Даль. – М., 1994.
6. Огольцев В. М. Словарь устойчивых сравнений русского языка / В. М. Огольцев. – М., 2001.
7. СРНГ – Словарь русских народных говоров / под ред. Ф. П. Филина. – М., 1967–2003. – Т. 1–43 (с дополнениями).