К. ист. н. Рясная Ю. О.

Северо-Кавказский Федеральный Университет (филиал в г. Пятигорске),

Российская Федерация

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГЕНЕРАЛА Н. Ф. РТИЩЕВА

НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА

 

В начале XIX века главной проблемой для Российской империи стала адаптация новых северокавказских подданных к порядкам, по которым жили все остальные части государства. Российское правительство предприняло ряд мер, свидетельствующих о покровительственной позиции по отношению к горским народам. Оборотной стороной этого процесса было ухудшение отношений с кабардинской феодальной верхушкой. В осложнении ситуации сыграл свою роль и эпидемиологический фактор. Начавшаяся чума заставила кавказское начальство установить карантин, что было болезненно воспринято горцами [1, с. 107]. Не без подачи турецкой агентуры стал разрабатываться план ухода кабардинцев в горы, чтобы в дальнейшем начать нападения против российских поселений. Все это заставило предпринять «репрессалии», которые в апреле 1810 г . возглавил генерал С. А. Булгаков. Он добился клятвы верности со стороны кабардинских феодалов, но они носили формальный характер и нападения на Линию не прекращались [2, с. 100].

В Петербурге без одобрения смотрели на силовые акции, предпринимавшиеся кавказским начальством. Да и на местах однозначной оценки произошедшему не было. Так, генерал А. П. Тормасов считал действия С. А. Булгакова неоправданными, о чем он докладывал в столицу [3, с. 11]. Альтернативу вновь искали в переговорах и стали готовить поездку в Петербург кабардинской делегации. В нее должен был войти и Измаил Атажукин, но из-за конфликта с генералом Булгаковым он был взят под стражу [2, с. 100].

Осенью того же года произошли очередные кадровые перестановки, в результате которых генерал С. А. Булгаков был снят с должности командующего Кавказской Линией, а ему на смену прислали генерала Н. Ф. Ртищева, ставшего в начале 1812 г . главнокомандующим на Кавказе [4, с. 65]. Действовать генералу пришлось в неблагоприятных внешнеполитических условиях, когда значительная часть сил была отозвана с Кавказа для борьбы с Наполеоном, а оголенную границу прикрывали преимущественно немногочисленные казачьи отряды [4, с. 69]. В такой ситуации брутальные методы были недоступны генералу, и ему приходилось уповать на политику «ласканий», которая, как показывал опыт предшественников, далеко не всегда вписывалась в местные реалии и воспринималась горцами как непростительная слабость [2, с. 133]. Это прекрасно понимали долгое время прослужившие на Кавказе офицеры, которые без одобрения восприняли запрет на совершение «репрессалий» в ответ на горские нападения.

По инициативе Н. Ф. Ртищева в Моздоке собрались чеченские старшины, которых генерал щедро одарил подарками, стремясь привлечь их на свою сторону. Они, в свою очередь, обещали повлиять на соплеменников и убедить их не совершать нападения на Линию. Но даже если эти обещания и были искренними, реальных рычагов воздействия на своих воинственных сородичей эти старшины не имели, а потому набеги так и не прекратились [4, с. 346–347].

Впрочем, однозначно отрицательно шаги генерала охарактеризовать нельзя. Ему удалось в целом блокировать шаги иранской и турецкой агентуры и сохранить среди местных народов пророссийские настроения [4, с. 354]. Более того, нашлись добровольцы, выразившие желание принять участие в войне с Бонапартом [5, с. 82].

Недаром такой авторитетный боевой офицер, как Д. В. Давыдов, писал: «Огромна наша мать Россия! Изобилие средств ее дорого уже стоит многим народам, посягавшим на ее честь и существование; но не знают еще они всех слоев лавы, покоящихся на дне ее. Один из сих слоев состоит, без сомнения, из полудиких и воинственных народов, населяющих всю часть империи, лежащую между Днепра, Дона, Кубани, Терека и верховьев Урала, и коих поголовное ополчение может выставить в поле сто, полтораста, двести тысяч природных наездников. Единое мановение царя нашего – и застонут поля неприятелей под копытами сей свирепой, неутомимо подвижной конницы, предводимой просвещенными чиновниками регулярной армии! Не разрушится ли, не развеется ли, не снесется ли прахом с лица земли все, что ни повстречается, живого и неживого, на широком пути урагана, направленного в тыл неприятельской армии...» [6, с. 29].

Пока продолжалась «гроза 12-го года» и заграничные походы русской армии не позволяли прислать дополнительные силы на Кавказ, приходилось закрывать глаза на не прекращавшиеся нападения горцев на русские поселения. Но политика уступок не могла продолжаться постоянно. Раз за разом требования горцев становились все более обширными, а взятые ими обязательства не выполнялись. Н. Ф. Ртищев между тем настойчиво пытался не прекращать переговорный процесс, добиваясь определенных подвижек, но, так и не сумев добиться главного – безопасности.

Пожалуй, предпринятые шаги российской администрации можно охарактеризовать как заделы на будущее. Они могли дать положительный эффект далеко не сразу, а спустя многие годы. К числу таких акций, на наш взгляд можно отнести процесс переселения горцев на равнину, где они могли втягиваться в орбиту российского культурно-экономического влияния. С постройкой укрепления Назрановское все больше ингушских обществ стало селиться под защитой русского оружия и, хотя такое соседство и доставляло хлопоты командованию, но в перспективе можно было надеяться на изменение воинственного менталитета вчерашних обитателей горных теснин [7, с. 222].

Каждый раз покровительство горным народам приводило к осложнению отношений с кабардинской верхушкой. Кабардинские феодалы заявляли свои претензии на эти племена, мешали их переселению на плоскость [7, с. 222]. Последние, в свою очередь всячески стремились продемонстрировать привязанность к России, готовы были давать клятвы, в которых гарантировали верность и преданность [5, с. 85]. Вот пример одной из них, адресованной Главнокомандующему на Кавказе: «В прошлом 1815 году посланные от Вас всего дигорского народа доверенные старшины наши Али Кантемуров, Заур-бек и Девлитук Абсаловы, явясь к вашему высокопревосходительству в Кутаис, имели счастие видится и объясняться с Вами на счет желания нашего вступить в подданство российской империи и дали обещание, по которому и мы здесь учинили присягу, обстоятельства же буде угодно вам знать, то оно происходило следующим образом: по возвращении от вас вышесказанных старшин, доставивших нам милостивое письмо ваше, мы оное вручили кабардинскому князю российскому полковнику Кучук-беку Джанхотову, а другое предписание ваше доставили начальствующему здесь <…> господину генерал майору Дельпоццо, с воли которого Кучук-бек Джанхотов был назначен и при нем Моздокский городской команды хорунжий Медведев, прибыли к нам и собрали в одном месте всех старших жителей и даже малолетних детей наших и объявили нам вступить в подданство российской империи, на что мы охотно согласились, учинили в присутствии подполковника Джанхотова и Медведова присягу на верность подданства его императорскому величеству и с того времени пребудем верноподданными вашими <…> выгодою же для нас будет то, чтоб по бумагам подполковника Джанхотова были бы мы безопасно впускаемы в Кавказскую губернию и Кабарду по торговому промыслу. Желание наше которое полезно как для нас самих, так и для службы его императорского величества и послужит ко спокойствию горцев, удовлетворено по милости вашей и надеемся, что ваше высокопревосходительство не оставите сделать своего распоряжения по сему предмету, так как мы уже учинились подданными России против неприятелей ее, неприятели и с доброжелателями доброжелатели, впрочем о надобностях и просьбах наших донесут вам старшины наши Девлетук Абсалов, Али Кантемуров, Эйпануко Кубатов и Кози Туганов»[7, с. 223].

Готовность давать и выполнять такие клятвы высказывали, как правило, рядовые общинники. Сложнее складывались отношения с местной верхушкой. Так, тагаурские феодалы требовали для себя все новых и новых привилегий, особенно их, привлекали льготы на получения пошлин на Военно-Грузинской дороге. Порой генерал Ртищев проявляя недопустимую мягкотелость, шел на уступки, но в ответ слышались все новые требования и шантаж [8, с. 384]. Несмотря на это, российская администрация выступала в качестве посредника на переговорах между кабардинцами и осетинами и сумела добиться определенного сближения сторон [8. Л. 2 об]. Что касается феодальной фамилии Дударовых, наиболее влиятельных среди тагаурцев, то по их собственному заявлению, «чтобы сделаться достойными покровительства России, многие из нашей фамилии поступали на службу, во время которой, сражаясь против своих соплеменников, жертвовали жизнью. Со своей стороны, русское правительство, ценя такую преданность Дударовых, не только признавало их права на землю и населенных на ней людей, но еще старалось предоставить все средства и силы к удержанию этих прав» [8. Л. 4].

При Н. Ф. Ртищеве кабардинский вопрос оставался одним из ключевых в северокавказской политике России. В феврале 1811 г . местные феодалы подготовили «Всеподданнейшее прошение», в котором жаловались на игнорирование своих интересов со стороны кавказского начальства [5, с. 96]. Прибыв в Петербург, делегаты удостоились приема на самом высоком уровне. С ними беседовал лично Александр I и обещал удовлетворить их просьбу на наделение землями севернее реки Малки [5, с. 99]. Но, в свою очередь от них потребовали реального, а не формального подданства и отказа от претензий на господство над другими северокавказскими народами. Этого кабардинские феодалы выполнить не хотели, да и не могли. Их набеги на Линию продолжились, а ртищевские увещевания оставались пустым звуком. И это происходила несмотря на то, что российская администрация разрешила кабардинцам свободный доступ с торговыми целями в города Кавказской губернии, позволила бесплатно брать соль для своих нужд на соляных озерах [5, с. 100].

Более эффективно действовал такой подход на Северо-Западном Кавказе. Благодаря режиму благоприятствования в торговле местный пристав, ногайский хан Султан Менгли-Гирей получил присягу нескольких западноадыгских племен [8. Л. 6]. И этот курс на поддержку и поощрение торговых контактов с закубанцами был продолжен и после подписания Бухарестского трактата с Турцией в мае 1812 г . [9, с. 113]. В Черномории, на Бугазе был открыт новый меновой двор [5, с. 48].

Но эти меры не приводили к прекращению разорительных нападений, а запрет на преследование и наказание неприятеля еще больше провоцировал «хищников». Когда генерал С. А. Портнягин все же решился совершить «репрессалии», это привело к его конфликту с главнокомандующим на Кавказе. В итоге он был снят с должности, но и Н. Ф. Ртищеву недолго оставалось находиться на своем посту. В Петербурге разочаровались в его безуспешных попытках прекратить набеги и на смену прислали человека готового решительным шагам по наведению порядка – А. П. Ермолова.

Как видно из вышеизложенных фактов, российское правительство было заинтересовано в мирных методах решения кавказского вопроса. Неудивительно, что местное начальство старалось найти в горской среде людей, готовых к диалогу. Это должны были быть лидеры, пользующиеся влиянием среди своих соплеменников. Таковых, как представляется, чаще можно было встретить среди народов, характеризующихся зрелым социальным уровнем развития. У них имелась прослойка аристократии, традиционно выполняющая военно-управленческие функции. Поэтому гораздо легче было договариваться с кабардинской верхушкой, дагестанскими феодалами, чем находить компромисс со старшинами «вольных» или «демократических» обществ. Среди многих задач российской политики в регионе одною из важнейших была задача по привлечению на свою сторону ярких представителей горской элиты, совместно с которой происходил поиск взаимоприемлемых способов органичной адаптации Северного Кавказа к общеимперским порядкам.

 

Список использованных источников:

1.             Ногмов Ш. Б. История адыгейского народа, составленная по преданиям кабардинцев / Ш. Б. Ногмов. – Нальчик: Кабгосиздат, 1947.

2.             Жемухов С. Н. Жизнь Шоры Ногмова / С. Н. Жемухов. – Нальчик: Эльбрус, 2002.

3.             Нечаев С. Д. Отрывки из путевых записок о Юго-Восточной России / С. Д. Нечаев // Московский телеграф. – 1826. – №1. – Ч. 7.

4.             Туганов Р. У. История общественной мысли кабардинского народа в первой половине XIX века / Р. У. Туганов. – Нальчик: Эль-Фа, 1998.

5.             Кумыков Т. Х. Общественная мысль и просвещение адыгов и балкаро-карачаевцев в XIX – начале XX в. / Т. Х. Кумыков. – Нальчик: Эльбрус, 2002.

6.             Вейденбаум Е. Г. Из архива князей Бековичей-Черкасских / Е. Г. Вейденбаум // Кавказский сборник. – Тифлис, 1910. – Т. 30.

7.             Казаков А. В. Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы и офицеры. Середина XVI – начало XX в. / А. В. Казаков. – Нальчик: Эль-Фа, 2006.

8.             РГИА. Ф. 932. Оп. 1. Д. 88. Л . 1 .

9.             Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска / Ф. А. Щербина. – Екатеринодар, 1913. – Т. 2.

10.         Щербина Ф. А. Кубанское казачество и его атаманы / Ф. А. Щербина, Е. Д. Фелицын. – М.: Вече, 2007.