Д. филол н. Суворова П. Е.

Поволжский государственный университет сервиса г. Тольятти,

  Российская Федерация

СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ СРЕДА ГОРОДА ТОЛЬЯТТИ

В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ

 

Современная социокультурная среда города отражает особенности процессов, происходящих в русской провинции, и запечатлевается в вербальных текстах его обитателей. Явления, происходящие в современном социокультурном пространстве, активизировали интерес к анализу различных аспектов сложных процессов, происходящих в ХХ–ХХ I веке. При всем многообразии научных изысканий, остается потребность в глубоком культурологическом анализе современных российских процессов, нашедших отражение в художественных текстах. Анализ особенностей формирования культурных кодов Тольятти и их отражение в вербальных текстах позволит выявить некоторые специфические черты культуры нашего региона.

Тольятти, безусловно, принадлежит к такому типу урбанистических центров, для которых культурные традиции жизненно необходимы, но, в силу молодости города, не могут быть устойчивыми, оригинальными, исторически пережитыми. Объектом нашего исследования является городская среда Тольятти и её отображение в художественных текстах.

Тольятти ощущает себя правопреемником культурной истории Ставрополя-на-Волге и в то же время осваивает традиции европейского культурного бытия, способствующие формированию самоощущения горожан как обитателей уникального пространства. В течение довольно короткого времени (1960–90-е годы) город реализует ряд проектов, формирующих его культурную среду. В Автограде открывается профессиональный театр-студия ВАЗа , проводится несколько музыкальных и театральных фестивалей всесоюзного уровня, проходят крупные рок-акции «ВОЛРОУ-90» и «Рок чистой воды», художественная выставка «Неизвестный авангард». Впервые празднуется День Земли, предпринимаются попытки создать «Тольяттинский Арбат». Официально открывается Дворец спорта «Кристалл», исполняется 10 лет театру «Эксперимент». Проводится первая полная выставка картин художника Зотова. В Тольятти приезжают с выступлениями деятели искусства и культуры. В дальнейшем комплекс уникальности и самобытности дополняется комплексом радикальной альтернативности, зависимости и неполноценности. В это же время в моду входит сохаджа-йога , Шри Матаджи («богиня» сохаджа-йоги ) собирает огромные аудитории, её принимают в своих кабинетах городские власти. Неудачей оборачивается идея проведения помпезного международного кинофестиваля «Женский мир». На страницах городских изданий преобладает тревожная информация по поводу бросаемых предприятиями на произвол судьбы объектов соцкультбыта. Дома культуры, библиотеки, спортивные секции, турбазы остаются без финансирования, и это положение со временем будет только ухудшаться.

Несмотря на тяжелейшие времена, город стремится в короткие сроки обрести и присвоить те культурные ценности, которые придадут ему статус крупного культурного центра. Для этого нужна история, мифы, выдающиеся деятели. Вопреки некоторым историческим данным Василий Никитич Татищев объявляется основателем и главным символом города. Собираются средства на создание памятника В. Н. Татищеву, организуется благотворительный фонд «Духовное наследие». На одном из домов Автозаводского района вдоль Южного шоссе устанавливается щит с курьёзной надписью: «Основателю г. Тольятти – Татищев В. Н.». Ошибки, оговорки, помпезность и безграмотность проявляют себя в разных областях деятельности тольяттинских « новоделов » и чиновников от культуры. В юбилейный год рождения Пушкина несколько дней будет красоваться огромный щит на фасаде кинотеатра «Космос» со строкой из стихотворения Н. Некрасова, подписанная фамилией Пушкина. В 2000-м году будут открыты три новых храма. Благотворительный фонд «Тольятти православный» начнёт возведение Христовоздвиженской часовни на бульваре Ленина. Мэрия закажет А. Рукавишникову скульптуру св. Николая Угодника, не подумав о месте её размещения. Памятник, выполненный в католических традициях, не примет ни один православный храм. В итоге скульптуру св. Николая установят на бульваре Ленина, поместив её в центр фонтана. Несовместимость культурных символов и ценностей обнаружит и традиционный фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина, который утонет в обилии рекламных акций и щитов, а коммерческая выгода и возможность получить политические дивиденды убьют саму идею фестиваля.

Тольятти, для которого Ставрополь-на-Волге является неким культурным претекстом , опирается на него, считывает определённую информацию, внедряет её в новое социокультурное пространство, стремится, с одной стороны, обрести исторический фундамент, а с другой, – выстроить на нём образ современного европейского города. Город – вспышка, созданный буквально за несколько десятилетий, торопится и не успевает освоить те ценности, которые традиционно манифестируют принадлежность определённого локуса к большому мифологическому пространству. Эта особенность отмечается в поэтических текстах многих тольяттинских авторов [1].

Традиционно в русской литературе город осмысливается как рай и как ад. В городе сосредоточены материальные и духовные ценности цивилизации, в нём творится культура и история. Такой город запечатлён в немногих текстах тольяттинских авторов («Мне снится ВАЗ» С. Краснова, «Песня о Тольятти» Р. Цепенёва , «Экскурсия» М. Аллилуева). Образ промышленного города не поддаётся поэтизации, в нём кипит какая-то механическая жизнь, воспроизводимая в скудных художественных формах. Не удаётся создать образ, разомкнутый во внешний мир.

Литература – это явление одновременно ментальное (лингвистическое, эмоциональное, психологическое и т.п.) и социальное. Ю. Лотман в своих исследованиях рассматривает такой феномен как « поэтосфера », которая существует как неотъемлемая и важнейшая часть литературы, культуры и духовности [2]. Любой человек, являясь личностью языковой становится личностью речевой (что неотвратимо в разнородном потоке коммуникаций) и стремится преобразоваться, переродиться (естественно, «улучшаясь» и «развиваясь») в личность текстовую.

В Тольятти издавались довольно регулярно коллективные сборники писателей: «Стрежень», городской литературный журнал «Город Ставрополь-на-Волге – Тольятти». Но ни сами авторы, ни тем более редакторы, не стремились к аналитическим оценкам словесного творчества. Пренебрежительное отношение к таким обязательным атрибутам литературных журналов как правильное оформление библиографического описания, отсутствие аннотаций, очень своеобразные сведения об авторах, где основная информация – о количестве времени проживания в городе (и ни одного указания на дату рождения), никаких попыток создания отдела критики (хотя бы с целью осмысления роли того или иного автора в литературном процессе).

Поэтому обратимся к сборникам стихотворений тольяттинских авторов первого десятилетия ХХ I века [3]. В них город предстаёт прежде всего как некое пространство. Пространство города – локус душ. Название книги – «Город недосказанной души» – родилось как протест утверждению, что Тольятти – «город без души». В программном стихотворении С. Краснова, открывающем сборник, есть эпиграф: «Писатель Пётр Проскурин, побывав в нашем городе, назвал Тольятти городом без души». И хотя автор не согласен с таким поспешным (как он считает) определением, тем не менее, сам даёт далеко не лестные характеристики своему городу: Вульгарность ярких улиц. Этажи. Спесивый город, нервный и манерный…

«Спесивый город, нервный и манерный», возводит «во прощенье Божьи храмы», но душа в нём ещё не поселилась. «Душа в платочке Мамы» и «Божий сын в пурпуровом хитоне» – ожидаемые, но не живущие в городе персонажи.

Тексты С. Краснова, представляющего поколение тридцатилетних, воссоздают образ родного города в сопоставлении с историческим, мифологическим городом Святого Креста. Нехарактерное для русского языка новое имя города не вписывается в систему ценностей, которые формировались вековой историей русской провинции. Наполнить пространство большого промышленного города человеческим теплом, участием, душой не удаётся. Место Святого Города занял другой : Тихий город Святого Креста/ Похоронен под толщею водной/ Суетится Тольятти безродный/ Во спеси позабывший Христа . Здесь горькой строкой запечатлён современный город – грешник, в нём собирается всё зло мира, проявляются все пороки и болезни цивилизации. В нём всё временно и всё искусственно, ложно и мертво: Не слышен звон колоколов-/ Затоплен город православный,/ Построенный в победах славных/ Елизаветинских орлов./ Спесивый город Автоград,/ Нетронутый рукой Расстрели -/ Степной поволжский Фаринелли -/ Торгово-денежный кастрат.

Тольяттинец – это особая ментальность, обусловленная тем, что город Святого Креста, как называли Ставрополь-на-Волге (историческое имя г. Тольятти), ушедший под воды Волги, почти ничего не значит для молодых жителей Тольятти. В произведениях двадцатилетних нет никаких упоминаний исторического прошлого города, в них другая печаль: отражено эмоциональное состояние современности, «грусть новых городов».

Пространство города задаётся через городские ориентиры, некоторые из них приобретают статус «символов города» – в их число, как правило, включаются его основные достопримечательности. Предпочтение различных городских территорий имеет отношение к эмоциональной сфере. Люди испытывают разные эмоции по отношению к возможной жизни в тех или иных городских «зонах». Печальные свойства «простуженной веры» проявляются в том, что оберегами города являются не живые существа, а воплощённые в камне храмы, животные (памятник собачьей верности), деятели культуры (памятник Татищеву), святые (памятник Николаю Угоднику).

Традиционно в русской литературе город осмысливается как рай и как ад. В городе сосредоточены материальные и духовные ценности цивилизации, в нём творится культура и история. Такой город запечатлён в немногих текстах («Мне снится ВАЗ» С. Краснова, «Песня о Тольятти» Р. Цепенёва , «Экскурсия» М. Аллилуева). Образ промышленного города не поддаётся поэтизации, в нём кипит какая-то механическая жизнь, воспроизводимая в скудных художественных формах. Не удаётся создать образ, разомкнутый во внешний мир. П ровинциальное бытие не даёт возможности реализовать претензии на соучастие в главных процессах, протекающих в масштабе всей страны.

Памятники-символы не могут заменить то, что извечно воплощается в природных образах. Душа ищет в них опору, но тепла не находит, каменные изваяния – укор живым. Город – панцирь, склеп, могила – традиционный образ в русской литературе. Игорь Родионов вносит в этот образ неожиданные смыслы и значения: Тишина могильных плит/ Мою душу, сердце греет…/ Здесь в безмолвии немом / Завороженные звуки; / Здесь, забывшись вечным сном, /Люди спят, сложивши руки…

Сердце и душа, согретые могильными плитами, – оксюморон, рождённый современными социокультурными условиями. В мифологической картине мир описывается в системе противопоставлений. Таковы оппозиции живые – мёртвые, небо – земля, верх – низ. Традиционно верх – это свет, святость, радость; низ – тьма, холод, забытьё. В произведениях тольяттинских авторов акценты явно переставлены. Пространству города противостоит дом. Дом даёт твёрдость человеку, возможность уединения и расслабления от борьбы с проблемами внешнего мира. Молодые авторы создают иллюзию дома-защитника. Он способен подарить комфорт, возродить ощущение радости бытия, но такое осмысление замкнуто в пространство, которое раньше бы назвали «мещанским». Квадратик, кружочек, кувшинчик, корзинка,/ Тарелочка, ложечка, ягодка, торт./Разбились красиво, слились гармонично/ И вышел привычный для всех натюрморт… («Обои». А. Грошева). Обои, чайник, предметы повседневности в провинциальной картине мира выполняют функцию оберегов, замыкают пространство на себе и не позволяют ветрам века раздувать паруса времени (Ср.: «нелёгок путь, но ветер века, он в наши дует паруса» в поэтической картине жителя столицы А. Т. Твардовского).

Цикл стихотворений С. Лебедевой «Соната замкнутого круга» завораживает ритмом повторов, магией движения, всплесками и спадами эмоций. Творчество – это то замкнутое оберегаемое пространство, в котором душа мечется и изливается во фразе, слове, иероглифе, звуке. Но «круг, изрытый осколками …фраз» размыкается «разрывом аорты – единственный раз – / Пронзительно верный вливается звук/ В основу твоей вселенной./ Круг разомкнут –/ Детали небес /Продаёт хитрый бес по дешёвке…

Дом, выстраиваемый молодыми авторами, как и тело человека, уязвим. Открытость вовне – начало конца. Познание себя через творчество предполагает некое воспринимающее сознание, «другого». Открытость строки, строфы, души неизбежны. Размыкание круга – непременное условие творчества. Стремление выйти из дома, покинуть «тесную комнату, яркий экран» (Т. Жадановская ) – ещё одна «суммарная» эмоция авторов. Выход «за пределы» желаем, но грозит утратой. Творящая личность уходит в себя, осознавая творчество как единственную ценность большого мира, но предпочитает не переступать границу, а описывать приметы того пространства, в котором совершается творческий акт. Слова, вещи, мифологемы и ритуалы формируют такую сферу культуры, где объединяются в одном общем представлении значимости создаваемого мира.

«Другой» город за пределами Тольятти в текстах тольяттинских авторов не представляется как определенный, реально существующий. Он обобщен и включает в себя черты разных городов. Даже единственный названый Новый Орлеан в стихотворениях О. Литвиновой является скорее не географическим обозначением, а символом. Таким же символом свободы и новой жизни, какими выступают, например, Санкт-Петербург, Москва, Оренбург, Ульяновск и другие, не обязательно столичные города, в текстах молодых тольяттинцев. « Нетольятти » – это идеальный искусственный город, созданный как реализация рационалистической утопии, лишенный истории и построенный на совершенно новом месте. Город за пределами тольяттинского локуса не мечта, а некая субстанция, где возможна наибольшая реализация культурных запросов. Но ни один из наших авторов не устремлён туда, никак не обозначается вектор движения, отсутствует волевое усилие преодоления пространства. Эти города не имеет четко выраженной структурной упорядоченности, не состоят из системы площадей, парков, улиц, переулков, не являются местом реального обитания, даже если они – твоя родина, место, где ты был рождён. Это возможное укрытие, как утроба матери, «другой» город мифологичен и недоступен. Границы его – временные, а не пространственные, поэтому непреодолимы.

Своеобразными указателями «своего» города являются заброшенный сад, церковь, роща, разлохмаченная ветром, Портпосёлок , тишина могильных плит (кладбище, погост), переулки, названия улиц, лужи, высотные дома, крыши, подземный переход, витрина, фонарь, асфальт, остановка, дом, кухня, окно, небо, этажи, карниз, чёртово колесо, парк, поезд, автовокзал, машины. В городе, расположенном на краю культурного пространства, оппозиция естественное/искусственное существует, но напрямую не обозначается. Чаще констатируется замена природного (естественного) искусственным. Появляются новые символы искусственной жизни (например, асфальт как новая граница внутреннего пространства города в стихотворениях О. Литвиновой).

  Молодые авторы из провинции не сомневаются в полноценности своего культурного бытия. Их тексты содержат мощные самоописания , выражающие особенности тольяттинского менталитета, порождённого урбанистическим пространством. «Город как сложный семиотический механизм, генератор культуры, может выполнять эту функцию только потому, что представляет собой котел текстов и кодов» [2, с. 282]. Тольяттинские авторы запечатлели сложный, противоречивый образ промышленного города, отразили культурные коды современного социокультурного пространства.

 

Список использованных источников:

1.             Суворова П. Е. Ставрополь–Тольятти: сотворение мифа и формирование социокультурной среды / П. Е. Суворова // Наука – промышленности и сервису: сб. статей 4-й Междун . науч.-практ . конф .; Поволжский гос . ун-т сервиса. – Тольятти: ПВГУС, 2010. – С. 400–404.

2.             Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. – М.: «Языки русской культуры», 1999 .

3.             Город недосказанной души: литературный сборник. – Тольятти: ТГУ, 2006.