К. ф. н. Бубекова Л. Б., Зиатдинова Р. Р.
Филиал Казанского (Приволжского) федерального университета в г. Елабуга, Российская Федерация, Республика Татарстан
ИСТОРИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ОСНОВЫ КОНЦЕПТА «ТАТАРИН, ТАТАРСКИЙ»
В современном мире до сих пор сохраняются сложности при взаимодействиях с концептуальными элементами, затрагивающими национальное самосознание людей. Существующее непонимание и неверная интерпретация сложных многозначных концептов делает восприятие национальных вопросов острой темой наших дней.
Цель исследования заключается в системном анализе содержания концепта «татарин, татарский» как сложного лингвокультурного кода в его тесной взаимосвязи с этнокультурологическими отношениями.
Особенностью исследуемого концепта является необходимость рассматривать его лингвокультурологическую основу во взаимосвязи с историко-географическими привязками к социальной и национальной сфере межличностных взаимодействий людей.
Анализ данных, полученных в ходе направленного ассоциативного эксперимента, и материалов словарей татарского и русского языка позволяет глубже вскрыть структуру концепта «татарин, татарский» и особенности его национальной специфики, выявить ряд дополнительных когнитивных признаков концепта «татарин, татарский» в русском и татарском языковых сознаниях, а также достаточно точно определить основной состав сем, образующих базовую лексему.
Ядро концепта «татарин» в русском языке синтезировалось постепенно под влиянием исторических отношений и этнокультурных изменений в отношениях между нациями. В середине тринадцатого века концепт «татарин, татарский» получил распространение внутри Монгольской империи, где закреплялся на протяжении всего существования Золотой Орды.
Б. Л. Хамидуллин отмечает, что впервые этнополитический термин «татарин, татарский» встречается в орхонской надписи 732 года в честь известного тюркского полководца Кюль-тегина [5, с. 61]. Однако в дальнейшем концепт быстро распространяется в географическом и даже в социальном смысле.
Концепт «татарин, татарский» охватывал широкое поле народов, большинство из которых имели лишь один общий признак – были кочевниками. Такое распространение термина может быть связано с восприятием его как подходящего синтетического множества к подмножеству иноязычных племен. Татарин представлял собой целостное обозначение различных тюркских, монгольских и некоторых других племен, объединенных в 13–15 вв. в единое государство – Золотую Орду.
Современные татары представляют собой один из самых крупных тюркоязычных этносов, и в то же время они не имеют своей государственности, что не мешает нации сохранять свою национальную идентичность. В то же время, исследователь тюркских языков Н. Ф. Катанов отождествляет с концептом «татарин, татарский» целый ряд народов и языков, приравнивая между собой понятия «татарский», «татаро-турецкий», «турецкий», тем самым подчеркивая сложность данного концепта и его составляющих [3, с. 45].
В поле значений концепта «татарин, татарский» в разное время попадали несвязанные этнологические общности. Так, русских в западноевропейской культуре времен средневековья было принято именовать татарами. Такое попадание русских в поле действия концепта «татарин было связано с тем, что русские на тот момент были подданными Золотой Орды. Саму Московию было принято называть тогда «Тартарией».
В обыденном сознании современные татары стали потомками монгольских завоевателей. Это обусловлено тем, что собирательное значение концепта обычно не учитывается или не осознается при его интерпретации. Прямое отражение этого заблуждения можно найти в русском фольклоре и литературе.
В паремиологических единицах наиболее ярко представлен концепт «татарин, татарский». В русском языке пословичный фонд концепта «татарин, татарский» достаточно богат, что может быть объяснимо историческим контекстом. Был выделен ряд русских пословиц, в которых можно наблюдать отношение к данному понятию.
Ряд паремиологических единиц, посвященных данному концепту, имеет смешанную оценку: «Татарский кнут очень туг», «Не бьет стрела татарина». Однако большинство из них имеют явный отрицательный смысл: «И сила есть, да воли нет. Неволей только татары берут».
Концепт становится символом тирании и варварской жестокости набегов иноязычных захватчиков. Акцентируется внимание на недостатках и промахах врага: «Буй да Кадуй татарин три года искал, а Буй и Кадуй у ворот сидели» (татарские войска пытались взять город Буй, но, не зная к нему дороги, они в безуспешных поисках переходили из леса в лес, чем вызвали недоумение у противника).
Татарина приравнивают к нечистой силе, отождествляют с посланником от черта: «Зырянин рыж от бога, татарин рыж от черта». Отождествление татар со стороной зла в своих пословицах, поговорках и сказаниях характерно не только для русского народа. Такой феномен распространяется и на Европу, однако в ней ассоциация татарина со злом проистекает из-за созвучия с Тартаром, который являлся символом бездны под царством мертвых. Данное созвучие наблюдается в английском, французском и немецком языках.
Анализ паремиологических единиц способствовал выявлению дополнительных когнитивных признаков, находящихся на периферии концепта «татарин, татарский» в русском языковом сознании.
В русской концептосфере понятие «татарин, татарский» получает весьма неоднозначную оценку. Наравне с ненавистью и неуважением, сострадание, милосердие и любовь также может быть элементом концептуального содержания данного термина. Иллюстрирующие данное явление примеры можно взять из русской литературы. Так, у Л. Н. Толстого в рассказе «После бала» татарин «малорослый» и «слабосильный» получает незаслуженное наказание. В повести же «Хаджи Мурат» мы находим цветок, который именуется «татарин». Герой восхищается погубленным цветком: «Какая, однако, энергия и сила жизни». В то же время у Пушкина в «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях» образ татарина является синонимом достойного врага: «Иль башку с широких плеч / У татарина отсечь, / Или вытравить из леса Пятигорского черкеса».
Ведущее макрополе концепта можно свести к нации и совокупности национальных групп. Данное поле имеет в своей основе множество ассиметричных полевых образований, среди которых можно выделить волжских татар, крымских татар, сибирских татар, добруджинских татар, булгаро-татар и другие микрополевые группы.
Фокус актуализации концепта «татарин, татарский» сосредоточен в этносоциальном пространстве, поскольку его происхождение и эволюция подчиняются взаимодействию этнического и социального факторов. Представляют особый интерес также значения и употребления некоторых производных лексем от данного концепта: «Татарстан», «татарчонок», фамилия «Татаринов» и тому подобные.
В русском языковом сознании остались также монолитные текстовые образования, являющиеся наследием золотоордынского ига. Так, выражение «татарин-барин» вызвано, вероятно, демонстрацией широты власти иноземных захватчиков во времена монголо-татарского ига.
Исследуемый концепт оказался зависимым от пространственно-временной и контекстной привязки. Сложность его восприятия обусловлена многообразием систем координат, через которые филологи и историки отражают его свойства. При всем этом данный концепт имеет хорошо оформленное ядро, которому подчинено все многообразие смысловых орбит его репрезентаций.
Список использованных источников:
1. Баскаков Н. А. Модели тюркских этнонимов и их типологическая классификация / Н. А. Баскаков // Ономастика Востока. – М., 1980.
2. Исхаков Д. М. От средневековых татар к татарам нового времени (этнологический взгляд на историю волго-уральских татар XV–XVII вв.) / Д. М. Исхаков. – Казань: Мастер-Лайн, 1998. – 276 с.
3. Катанов Н. Ф. Избранные труды о Хакасии и сопредельных территориях / Н. Ф. Катанов; сост. С. А. Угдыжеков. – Абакан, 2004.
4. Никонов В. А. Этнонимия / В. А. Никонов // сборник: «Этнонимы». – М., 1970.
5. Хамидуллин Б. Л. Чингисхан – 850 / Б. Л. Хамидуллин. – Казань: ПИК «Дом печати», 2002. – Кн. I. – 288 с.