Д. филол. н. Тузков С. А.

Мариупольский государственный университет, Украина

МИФ И МИР: ДВА ПОЛЮСА РЕАЛЬНОСТИ («Римская проза» В. Брюсова)

Тема «В. Брюсов и античность» постоянно привлекает внимание исследователей. В её разработке несомненными корифеями являются А. Малеин и М. Гаспаров. Эта тема легла в основу и ряда кандидатских диссертаций, защищённых в последние десятилетия (С. Абрамович, Э. Даниэдян, С. Ломтев, А. Фомин, С. Хангулян). Тем не менее она далеко не исчерпана, поскольку неисчерпаема по определению – настолько важную роль и в поэтическом и в прозаическом творчестве В.Брюсова играли античные мотивы.

М. Гаспаров выделяет два периода в творчестве В.Брюсова, когда античный мир всецело определяет его поэтику. Это 1890-е и 1910-е годы: ранние стихи, юношеские драмы, первые переводы из Овидия и Вергилия, монография «Нерон» и поздняя проза – романы «Алтарь Победы», «Юпитер поверженный», повесть «Рея Сильвия», серия новых переводов из римских поэтов и др. [2, с. 543]. Нас интересует второй из этих периодов.

Первое, что бросается в глаза – интерес В. Брюсова к римской (в ущерб греческой) литературе. Права была М. Цветаева, когда после смерти поэта записала: «В. Брюсов был римлянином. Только в таком подходе – разгадка и справедливость… За его спиной… Капитолий, а не Олимп» [4, с. 13]. Рим – Вечный Город – становится доминантой существования Децима Норбана Юния, главного героя «римской дилогии» В.Брюсова «Алтарь Победы» и «Юпитер поверженный», Марии и Агапита, героев повести «Рея Сильвия», которую можно считать своего рода этюдом на полях «римских романов» писателя.

При всей художественной достоверности, точности и яркости бытового, «археологического» и «архитектурного» фона эпохи, изображённой в этих произведениях (IV и VI вв.), они не лишены определённых недостатков, затрудняющих восприятие текста читателем. Имеется ввиду перенасыщенность текста (особенно это касается романов) экзотическими латинизмами. Но «декоративный историзм» В.Брюсова (М. Гаспаров) далеко не всегда рассматривается как недостаток: в 1910-е годы В. Брюсову было чуждо понятие прогресса, – в этот период он склоняется к теории самозамкнутых цивилизаций, каждая из которых интересна не тем, что в ней общего с другими, а тем, что в ней отлично от других. А это значит, что изображая ту или иную эпоху, В.Брюсов всеми силами подчёркивает её экзотичность, её отдалённость от современности. Именно поэтому он насыщает и перенасыщает свою «римскую прозу» археологическими реалиями и лексическими латинизмами.

Дух Вечного Города пронизывает словесную ткань «римской прозы» В.Брюсова и целой системой мифологических и исторических образов, порождающей прочные интертекстуальные связи, тот культурно-исторический контекст, посредством которого создаётся эффект восприятия Рима как «всемирного», «вселенского» Города. Рим у В.Брюсова самодостаточен и не требует для своей репрезентации вмешательства писательского вымысла, – в этом аспекте своеобразной «нитью Ариадны», ведущей читателя лабиринтами «римской прозы» В.Брюсова, должен стать мифологический словарь.

Мы не имеем возможности подробно останавливаться на анализе романов В.Брюсова, впрочем этим занимались многие исследователи творчества писателя задолго до нас, поэтому мы ограничимся рассмотрением малоизученной повести «Рея Сильвия» (1914), отразившей эпоху заката и гибели Римской империи, которая привлекала к себе пристальное внимание В.Брюсова на протяжении всей его творческой жизни.

Повесть состоит из семи глав и эпилога, который включает в себя развязку художественного конфликта. Завязка конфликта происходит в момент, когда полубезумная Мария отождествляет себя с Реей Сильвией – весталкой, матерью близнецов Рема и Ромула, легендарных основателей Рима. Завязке конфликта предшествует пространная экспозиция: в ней предстаёт Рим, захваченный готами, – разруха, грабежи, пожары, голод; жители то покидают город, то возвращаются. На этом фоне развёртывается судьба Марии, дочери бедного каллиграфа, переписчика рукописей: девушка немного не в себе, – живёт в мире преданий, мифов, видений прошлого и бродит среди руин Вечного Города.

Схематично архитектонику повести можно представить следующим образом:

1 – 2 гл.: экспозиция – разорение Рима; детство Марии.

3 – 4 гл.: завязка конфликта – мечта о возрождении былого величия Рима.

5 гл.: развитие действия – любовь-страсть между Марией (Реей Сильвией) и Агапитом (Марсом).

6 – 7 гл.: кульминация – беременность Марии; смерть Агапита.

эпилог: развязка – смерть Марии; лирическое отступление: миф и мир.

«Двойственность» пространственно-временного положения Рима VI столетия (в прошлом – великолепие, в будущем – обречённость) становится источником «клинического» раздвоения личности героини повести: «Мало – помалу Мария в мечтах создала свою историю Рима, ничем не похожую на ту, которую рассказывал когда-то красноречивый Ливий, а потом другие историки и анналисты… Она создавала легенду за легендой, миф за мифом и жила в их мире, как в более подлинном, чем мир, описанный в книгах, а тем более чем тот жалкий мир, который окружал её» [1, с. 264]. Рим описываемого в повести периода утрачивает свой статус Вечного Города: римляне живут «скудной, подавленной жизнью» и его будущее – «полчища диких лангобардов» [1, с. 284]. «Полуразрушенный, полупокинутый город», современный Марии, – не более, чем ирреальное, «мёртвое» пространство («… своим мечтам верила она больше, чем действительности» [1, с. 284]): оно оживает и населяется по-настоящему живыми образами только в воображении девушки («… домой она возвращалась в уверенности, что сегодня повстречалась с богиней Вестой, а сегодня – с диктатором Суллою. Она вспоминала то, что пережила в мечтах, как бывшее на самом деле» [1, с. 268]), – т.е. римская культура оживает в подсознании героини.

Композиционным центром повествовательного пространства повести становится одна из доминант римской архитектуры – остатки знаменитого дворца Нерона – domus aurea («Золотого дома»), который, по свидетельству А.Малеина, «применительно к нашему времени, должен был воспроизводить прежнее Царское Село в центре Петербурга или Версаль в середине Парижа, но, конечно, в более грандиозных размерах…» [3, с. 191]. Именно в подземном дворце Мария находит символ возможного возрождения Вечного Города – барельеф с изображением Реи Сильвии, матери близнецов, основавших Рим: «… Мария мечтала о пышности будущего Рима, который будет основан новыми Ромулом и Ремом» [1, с. 277]. «Диалог с мёртвыми» достигает своего апогея – Вечный Город возрождается в Человеке, принося девушке мучительную, но счастливую смерть.

Концовка повести – лирическое отступление автора: он обращается к своей героине («Бедная девочка!..»), надеясь, что в своём заблуждении она обрела счастье недоступное более никому, – счастье видеть, как два полюса реальности: миф и мир, – сливаются в единое целое.

Таким образом, античная проблематика в 1910-е годы органично вплетается в повествовательную ткань большинства произведений В.Брюсова, в том числе всецело определяет характер его поздней прозы. При этом В.Брюсов не пытается стилизовать своё повествование под латинскую прозу и довольствуется тем, что насыщает его реминисценциями из римских поэтов, а в речах персонажей умело имитирует приёмы античной риторики. Исторические реалии и экзотические латинизмы, густо насыщающие «римскую прозу» В.Брюсова, в том числе и его повесть «Рея Сильвия», призваны подсказывать читателю образные ассоциации, переплетение которых образует сложную картину культурной жизни позднеантичного мира.

Список использованных источников:

1. Брюсов В. Повести и рассказы / В. Брюсов. – М.: Сов. Россия, 1983.

2. Гаспаров М. Брюсов и античность / М. Гаспаров // Брюсов В. Собр.соч.: в 7-ми т. – М.: Худ. лит., 1975.– Т. 5.

3. Малеин А. В. Брюсов и античный мир / А.Малеин // Известия Ленинградского гос. ун-та. – Л., 1930.

4. Цветаева М. Собр. соч.: в 7-ми т. / М. Цветаева. – М., 1997. – Т. 4. Кн. 1.