Д. филол. н. Шагбанова Х.С., Снопик Н.Я.

Тюменский государственный нефтегазовый университет, Россия

ПОЭЗИЯ Н.М. ШАМСУТДИНОВА В КОНТЕКСТЕ ПРОСТРАНСТВА ВРЕМЕНИ

В судьбе тюменского поэта Н. Шамсутдинова были такие «узловые» события, которые как говорят, были «неслучайными и даже символическими», поскольку они влияли на его мировоззрение, на его отношение к человеку, творчеству, поэзии. Его жизненный путь складывался таким образом, что он всегда находился «на гребне поколенья». Многие ключевые исторические события ХХ века, выпавшие на годы его жизни, так или иначе, коснулись поэта, сделались не просто тематическим массивом его творчества, но и «знаками времени» в его поэзии. К таким событиям можно отнести, в первую очередь, Север, мужественных первопроходцев. Он вдохновлен трудом своих сверстников, преобразующих край. Вне этого события не родились бы пронзительные стихи ранней лирики Н.   Шамсутдинов, с которой, собственно, и начался творческий путь крупного поэта своего времени – «Пульс»   (1985).

Символо-мифологические основы поэтики Н. Шамсутдинова влияли не только на тематическую сторону его произведений, они затрагивали и структуру самого художественного образа, его внешнее строение, композицию литературного произведения. Выбор жанра тоже не был для поэта случайным явлением, внимание к народным первоосновам литературы и поэзии подталкивало его к освоению различных жанровых структур.

Одним из значимых событий юности Н.   Шамсутдинова, оказавшим влияние на становление его мировоззрения и характера, стали непростые взаимоотношения природы и человека. В еженедельнике «Литературная Россия» с предисловием известного в те годы поэта С.   Поделкова Н.   Шамсутдинов прославляет край нефти и газа. Четыре стихотворения «Широкие ветры», «Баллада о сибирских полках», «Послесловие к путине» и «Письмо с Оби», которые во многом определили творческое развитие поэта, поспособствовали формированию его собственной системы символов. Показательно также, что ни один из поэтов поколения Н. Шамсутдинова не был наделен таким постоянным, последовательным и пристрастным вниманием критики, как он сам. Открывающаяся сегодня панорама, сделанного критикой в освоении творческого пути Н.   Шамсутдинова, позволяет как бы со стороны, глазами исследователя проследить эволюцию художественного постижения мира. Рецензии, статьи, заметки о поэзии мастера составляют своеобразную кардиограмму его духовного вызревания. Выявляя частности его поэтики, критики последовательно приближались к этому обобщению, какое сделал Ю.   Мешков в своей книге «Очерки литературы Сибирского Зауралья» (тюменские тетради). Говоря об уникальности поэзии Н. Шамсутдинова он подчеркивает: «…называя себя «завсегдатаем вечности», он назначение поэта видит в том, чтобы помешать времени обернуться забвением…» Н.   Шамсутдинов – поэт огромной трагической силы, с поразительной способностью к формулировке, к концепции… Он – поэт конца, он – поэт трагического занавеса, который опустился над нашей историей. Только так и следует его понимать… Ю.   Мешков продолжает «…у него находят влияние постмодернистов, находят подражание И.Бродскому, находят просто образно-синтаксические несуразицы…»

Среди образов-символов лирики Н. Шамсутдинова о Севере есть и традиционные для классической русской литературы. Это и пустые железнодорожные пути как знак ожидания, и салют как символ победы и великой радости, и змея, выползающая из трубы заброшенного дома, и наконец, волки, собравшиеся на пепелище, выражающие символы запустения, опасности, необжитости, которые всегда сопровождают войну. Но у поэта есть и свои специфичные «военные» символы, среди которых, скажем, бессмертник, выросший между рельсов, символизирующий вечную память не вернувшимся солдатам, или горелые ромашки как след недавнего боя, за которыми угадываются искалеченные жизни. Травы и цветы, покрывшие поле, спустя несколько лет после сражения, осмысляются поэтом как символы забвения и жизненной силы. Гимнастерка погибшего солдата, которую выслали его вдове, пропитанная его запахом и дымом последнего боя, тоже трагический и глубокий символ военного времени.

Я жаждал работы. Я, к делу примерясь,
На лыжах глотал за верстою версту.
Я бил по распадкам тяжелого зверя
И влет — оперенную стужей звезду.
Я видел, как зори текут по карнизам,
Как полымем смазав рассветный восток,
По снегу струятся червонные лисы
В багрянце и меди тяжелых хвостов.
Два года — две жизни! Я дерзок и весел.
И, вышвырнув двери, я вижу — туга,
В кустах вороная, зеленым замесом,
На весь горизонт наплывает тайга...

Тем самым Н.   Шамсутдинов решает одну из главных задач в своем творчестве: использует художественный образ для того, чтобы вернуть, восстановить некогда пережитое чувство, победить контроль времени.

Также мы обращаем внимание на то, что в ранней лирике Н. Шамсутдинова о крайнем Севере, а затем и в зрелых стихотворениях и поэмах той же тематики часто появляется образ сна, который сопровождает символическое осмысление поэтом реальности. При этом образ сна в поэзии Н. Шамсутдинова выполняет не просто «связующую» функцию между двумя «берегами» – повседневностью и мифологическим пространством, он сам является глубоким, многозначным символом.

Следующую главу завершает «Пересмешница мифа». В ней уделяется внимание иерархии символов в поэтическом мире Н.   Шамсутдинова, а также религиозному символу, свойственному его поздней лирике.

Третья глава «Евангелие от одиночества» посвящена анализу так называемых «формальных» аспектов лирики Н.   Шамсутдинова, соотношению различных метрических размеров в разные периоды его творчества, характеру ритма, особенностям рифмовки, которая связана с символическими основами поэтики Н.Шамсутдинова, а также взаимосвязи жанров в поэзии Н.   Шамсутдинова. Как отдельный жанр выделяем и рассматриваем символическую балладу Н.   Шамсутдинова.

Учитывая, что мысль писателя реализуется в определенной художественной структуре и неотделима от нее, мы заключаем: невозможно постичь идею художественного произведения, оторванную от авторской системы моделирования мира, то есть от самой структуры произведения. Именно поэтому мы анализируем ритмику, метрику, рифму и жанр поэзии Н. Шамсутдинова как важные формальные составляющие его творчества. Анализ проводится с оглядкой на общее положение поэзии и на формальные закономерности, свойственные литературному процессу 2-ой половины ХХ   века.

Большинство стихотворений Н. Шамсутдинова написаны анапестами и амфибрахиями, в том числе и те, которые со временем стали его «визитными карточками» и в которых глубже всего выразилось мировоззрение поэта в различные периоды его жизни. Нам кажется, что выбор в пользу трехсложника был сделан им неслучайно и не сразу (в раннем творчестве Н. Шамсутдинова было заметно тяготение к более простым, двустопным размерам) – на этом выборе также сказались особенности развития поэта Н.   Шамсутдинова. Ведь хорошо известно, что «обратно ударяемые» стопы анапеста с характерным динамичным ритмом и смысловым акцентом на последнем слове поэтической строки отличаются от других метров особой напористостью. Интонации анапестов варьируются от высоко торжественных, «беспокойных», смятенных – до «раздумчивых» и неспешных. Анапесту всегда свойственен внутренний эмоциональный накал, сопряженный с сюжетными коллизиями стихотворения. Именно поэтому многие «мифические» стихотворения Н. Шамсутдинова написаны анапестом.

Внимание к символической структуре образа не могло не сказаться и на такой важной формальной – смысловой составляющей стихов Н. Шамсутдинова как рифма. Тем более что поэт сам утверждал мысль о том, что по рифмующимся словам можно понять суть стихотворения: «Рифма – это созвучие, эхо, соприкосновение. Смысловая нагрузка рифм укрупняет поэтический слог. Например, у Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, / Передо мной явилась ты. / Как мимолетное виденье, / Как гений чистой красоты». Если выписать рифмы – получится сокровенный смысл стихотворения: мгновенье, ты, виденье, красоты».

Итак, смысловые акценты стихотворения наиболее четко расставлены в рифмующихся словах. Символ – одна из основных категорий поэтики Н. Шамсутдинова – выделяется в его стихах не только семантически, но и формально. Акцентируя слово-символ, поэт нередко ставит его в наиболее сильную позицию – в конец стихотворной строки. В общем и целом, рифмы в поэзии Н. Шамсутдинова – богатые, но неточные, приблизительные – нагружены формальной оригинальностью. Ему свойственны всяческие эксперименты в этой области, по максимуму включал составные, омонимичные, тавтологические, оригинальные, каламбурные рифмы. Происходило это потому, что Н.   Шамсутдинов ставил себе важные эстетические задачи, связанные с работой на семантическом и символическом уровнях текста, одновременно с формальными ухищрениями.

Основываясь на биографических фактах, знаках внутренней эволюции поэта и критических материалах, можно наметить этапы творческого развития Н.   Шамсутдинова, периодизируя его творческий путь на несколько основных отрезков.

Первый, «юношеский» этап творческого пути поэта заканчивается с выходом поэтического сборника «Выучиться жить» (1980), который вызвал множество откликов, критических оценок.

Второй этап творческой биографии поэта был еще более плодотворным, тем не менее, отзывы, сопутствующие книгам Н.   Шамсутдинова, были очень разными. Этот период творчества Н.   Шамсутдинова мож­но назвать период с 1985 года, когда острая гражданская соци­альность его стихов сменяется тревожным всматриванием в мир души, в самочувствие личности, обращением к проблеме не­простых взаимоотношений человека и природы. Примечательна поэма 1988 года «Покорители». Она не отменяет им того, что он воспевал до этого, она привносит тревогу осознания послед­ствий деяний.

Ну, так хватит проектов и толков,

Если в небытие упирается путь!

Время, время настало – глазами потомков

На свои же деянья взглянуть.

Его взгляд всё чаще обращается в день вчерашний, к исто­кам, забытым и отринутым, к родовой наследственной памяти народа. Литературовед Ю.   Мешков пишет в своей статье, в которой доказательно определил основные темы и мотивы его творчества. В частности, на примере анализа стихотворений «За скобками жанра», критик показал, что лирический герой Н. Шамсутдинова не просто личность, а личность героическая, наследующая основные черты пращуров, выработанные тысячелетней русской и всечеловеческой историей. Он показывает, как Н.   Шамсутдинов творчески сопрягает все времена в одно большое историческое время. Метод этого сопряжения, считает Ю.   Мешков, «внедрение в словесно-образную ткань поэзии прошедших через века образов, символов, эмблем народного сознания». Это замечание по существу является едва ли не основополагающим суждением о природе творчества Н.   Шамсутдинова.

Начиная с книги «Заветная беззаветность» (2006), в критике стали предприниматься попытки взглянуть на творчество Н. Шамсутдинова в его развитии, стало очевиднее желание проследить эволюцию его лирического героя, обозначить повторяющиеся темы и мотивы его стихов, наконец, систематизировать критические замечания в адрес поэта. Именно такую попытку одной из первых предприняла И.   Матвеева в статье «Соименник сердца». Она пишет: «…Читатели, наблюдающие в развитии мощное дарование земляка, отмечают, как постепенно от северных, локальных проблем, он перешел к освоению обширного материка, просторы которого исследовали Гомер и Катулл, Гораций и Сапфо…»   [Матвеева, 9] .

Николай Шамсутдинов на рубеже XX – начала XXI веков во многом не тот, каким запомнил его читатель по стихам поры его поэтической юности. И содержательно, и в своей стилевой ипостаси. Он не боится быть непонятым. Называя себя «завсег­датаем вечности», он назначение поэта видит в том, чтобы по­мешать времени обернуться забвением.

Современность – это точка встречи прошлого и будущего. Есть прошлое, из которого пришёл, и будущее, которым жи­вёшь. На этой точке встречи времён поэт поистине «невменя­ем». Вечность в лирике Н. Шамсутдинова последних лет присутствует тем культурным прошлым человечества, которое мифами и образами постоянно в сознании его лирического ге­роя. Он не может выпасть из культуры, ибо она делает его тем, кто он есть на данном этапе тысячелетнего развития. Действительно, лириче­ское «я» поэта не может оторваться от Древнего Египта, Рима и Греции, от Средних веков и даже от доисторических преданий, ибо всё это – не просто культурное прошлое, а время, проживае­мое человечеством. Время – одна из постоянных констант в ли­рике поэта. Оно не имеет измерения, оно имеет состояние быть. И тем оно нравственно требовательно, ибо перед ним и только перед ним человек и подотчётен.

Пространство вечности – та память человечества, в которой лирическому герою Н. Шамсутдинова суждено блуждать в поисках своего пристанища. И не находить его. Отсюда его оди­ночество. Лирический герой осознаёт своё существование « в про­жилках пространства», он лепит своё существование «из отходов творенья». Но и в крайностях он неизменно возвращается к себе, постоянно лелеет себя, любимого, и полагается только на себя.

Из жизни, обрывающейся в тьму,

Выносят, подводя итог, одно:

«Весь мир – театр...» Под занавес, кому

Вернуть, бледнея, контрамарку? Но

В крамольных мыслях жизнь глядит зимой,

Не уставая обирать и лгать...

У инженю, зажившейся в самой

Себе, – глаза сивиллы. Не стенать,

Давясь слезами, а молчать и рвать

С собой, лелея комплексы свои,

Всё чаще, чем, сходя с ума, искать

Последнее прибежище – в любви.

Так обозначаются три начала, которые поэтом и утвержда­ются, как жизнь: вечность времени, бесконечность простран­ства и безграничность собственного «я». Погружаясь в каждое из этих начал, поэт бесстрастен в крайностях, ибо только так и может почувствовать проступающее в них грядущее.

Абстрактная предметность лирических излияний Николая Шамсутдинова в его книге «Заветная беззаветность» (2006) закрепляется интонацией, в которой переплетаются чувства от происходящего здесь и там, в бесконечном пространстве, с лирическим героем и с каждым, кто прикоснулся к вечности. Мало сказать, что поэт любит стиховые переносы. Его пред­ложение вмещает в себя поток ассоциаций, которым нет конца. А потому случается, что нет и самих примет предложения – заглавной буквы и точки. И это выдаёт душевное смятение лирического героя. Примечательно, что большинство стихов Н. Шамсутдинова астрофичны, им тесно в пределах при­вычной строфы. И это ещё дно свидетельство беспокойства, того пограничного состояния, когда хаос осознан, но гармония ещё не найдена.

Эта содержательная доминанта лирики Шамсутдинова последних лет накладывается на его искания формы, адекватной ей. У него находят влияние постмодернистов, находят подражание И. Бродскому, находят просто образно-синтаксические не­суразности. Синтаксическая невнятица подаётся им как захлёб речи, отсутствие начала и конца как фрагмент жизни, лексиче­ская заумь как признание безвластия слова.

Не мигая, в упор смотрит время – ему я мешал

Обернуться забвеньем... Как ментор, мой долг ни брюзжал,

Не одну, прижитую в любви и согласии с музой,

Книгу я, возвращая сторицею, миру отдал...

Но, ещё в исповедниках у бытия,

Лишь для горстки помешанных я, ископаемый, я -

Свет в окошке, покуда растерянно топчется слава,

По наитию интерпретаторов нервно кроящая прошлое...

Тем же, кто нравственность мною стращал,

Нет цены, как и тем, кто от мира меня отвращал,

И насмешливей ужас, что круг их становится уже, -

Я во благо, упрямый, обиду и боль обращал.

Завсегдатаю вечности – мерки тесны,

Я не ждал им,

Под осень... похвал,

Я вовремя цену узнал

Им, без отклика... пленникам косного слуха, -

Да услышат они то, что я, невменяем, слыхал...

Астрофичность – характерная примета поздних стихов поэта. Каждое стихотворение надо воспринимать в его целостности, в объёмности той мысли, которая рождается из течения стиха. А потому если и цитировать, то цитировать стихотворение полностью.

Н.Шамсутдинов ведёт очень активную литературную деятельность. Он возглавляет Тюменское отделение Союза российских писателей, автор более двадцати поэтических книг. Его творческая активность делает очень заметным его существова­ние в современном литературном пространстве региона. В 2009 году он был отмечен почётным званием «Заслуженный работ­ник культуры и искусства Тюменской области». Он лауреат ряда престижных региональных и всероссийских литературных пре­мий. Стихи Н. Шамсутдинова переведены на английский, французский и ряд других иностранных языков.

  Начало третьего этапа творчества Н. Шамсутдинова мы обозначаем выходом его сборника «Пенорожденная» (?). С этого момента в его творчестве усиливаются социальные и религиозные мотивы, на первый план выдвигается гражданская и философская лирика, в которой символ приобретает характер то мифологического, то религиозного.

  Опираясь на поздние стихи Н.Шамсутдинова, мы конкретизируем наблюдение касательно того, что в поздний период творчества социальные мотивы поэта стали органично сплавляться с его религиозными размышлениями, личный духовный опыт автора дал ему возможность по-новому оценить события современной истории. В качестве основной особенности литературы своего времени Н.Шамсутдинов отметил увлеченность поэтов изображением внешних примет быта – без проникновения вглубь жизненных явлений. Эта склонность неизбежно приводила к бессодержательности поэзии. Разумеется, изображение быта в стихах – не исключает поэтического. Быт необходим поэзии в той мере, в какой ей необходима конкретика. Однако назначение поэта, как нередко говорит сам Н.Шамсутдинов, в том и состоит, чтобы «за поверхностным слоем быта узреть само бытие». Получается, что свой поэтический дар являет только автор, создающий образы, сквозь внешнюю оболочку которых просвечивает глубинный, метафизический смысл, который Н.Шамсутдинов связывает в своем выступлении с символом.

  Мифологический символ как важная составляющая поэтики Н. Шамсутдинова основана на утверждении, что в большинстве случаев символы самого автора наполнены мифологическим содержанием. Очевидно, что наполнение символа не может быть однородным, «профильным», обращенным только к одному пласту мифологии – народной, или рождать только окказиональные, новые символы, не может углубляться только в греческие и римские мифы или философские поиски Нового времени. Символ Н. Шамсутдинова не может быть однородным, как не может быть однородным и абсолютно целостным сознание человека постсоветской эпохи. Оно слишком содержательно, чтоб отдаться полностью одной единственной идее. С одной стороны, ощущение себя частью своего народа, любовь к народной поэзии, изучение фольклорных образов и сюжетов дало Н.Шамсутдинову возможность актуализировать в своем творчестве архаичные символы, в основе которых лежат народные мифы. А с другой, собственное мифологизирование повседневной жизни дало литературе целую галерею индивидуальных символов в поэзии Н.Шамсутдинова.

  Далее мы опровергаем выдвинутое в критике утверждение о том, что поэтике Н. Шамсутдинова свойственна беспорядочность причинно-следственных связей. На самом деле, символическое осмысление реальности – повседневной и поэтической – всегда основано на логике. Один из постулатов Я.Э. Голосовкера говорит: «Разумная творческая сила – а имя ей Воображение, Имагинация, – которая создавала миф, действует в нас и посейчас, постоянно, особенно у поэта и философа, но в более прикрытом виде. Пока не угасло воображение, до тех пор есть, есть и есть логика чудесного». Говоря о мифологическом наполнении символа, мы имеем в виду не буквальное существование мифических образов, вера в которые была свойственна человечеству в начале своего развития, а тот художественный миф, широко использовавшийся и в различных направлениях литературы, включая реализм, романтизм и символизм. По верному замечанию А.Ф. Лосева, поэт начинает создавать собственную художественную мифологию только тогда, когда «либо верит, либо изображает себя верящим в существование соответствующих образов». Интонация, образный строй, яркие детали повествования Н. Шамсутдинова отметают всевозможные предположения о том, что автор произведения занимается рассудочным конструированием фантастической истории.

Еще одним традиционным символом Н. Шамсутдинова стал образ Севера. Ему посвящена отдельные страницы «Акустика ассоциаций». Этот образ занимает в творчестве Н. Шамсутдинова одно из центральных мест, является глубоким, многоплановым символом, сочетающим в себе различные смысловые контексты. С одной стороны, поэзия Н. Шамсутдинова наполнена символами разрушения – огнем, дырами, слезами, пустотами, на нее покушаются «легионы бесов», столица осмысляется как чужбина, не верящая сыновним сетованиям. Но с другой стороны, поэзия Н. Шамсутдинова находится под надежным покровительством своего основателя. Важно, что Н.Шамсутдинов не отделяет судьбу Севера от судьбы всей России, она по-прежнему остается у него сердцем родины, святым местом, несмотря на те «безобразия», которые в ней скопились. Также поэт дает грозную отповедь всем «врагам надежд» и освещает сиянием храма все пространство «миров» и собственную поэзию.

Анализ творческого наследия Н. Шамсутдинова позволяет сделать основополагающий вывод о том, что его творчество наиболее полно в поэзии второй половины ХХ века выявляет как коренные проблемы национального бытия, так и неповторимые особенности характера русского человека. Это обстоятельство и выдвигает его в ряд классиков отечественной поэзии, что признано многими исследователями его художественного мира.