К.филол.н. Володина Д.Н.

Национальный исследовательский Томский политехнический университет, Российская Федерация

КОНЦЕПТ «ДАЛЬ» В СТРУКТУРЕ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ Р. М. РИЛЬКЕ (на материале русских стихов)

Проект выполнен при поддержке гранта Президента РФ МК-2012 812/20.01.12 No. 17.79320124

Германский поэт Райнер Мария Рильке, восхищавшийся культурой России, создал ряд стихотворений на русском языке: «Первая песня», «Вторая песня», «Пожар», «Утро», «Лицо», «Старик» (1900), «Я так устал…», «Я так один…» (1901). Эти стихи репрезентируют картину мира поэта, формировавшуюся под влиянием русской культуры, литературы и языка, стремления познать жизнь русского народа, реализованного во время путешествий по стране в 1899 и 1900 годах.

Концептосфера русских стихов отражает диалог двух культурных парадигм, единство взаимосвязей индивидуального и инонационального начал речи в поэтическом тексте. Ключевыми в тезаурусе «русского цикла» являются концепты «человек», «дом», «даль / пространство», «тоска», «смирение», «лицо», «утро», «детство», «молчание», «одиночество». В данной статье анализируется концепт «Даль / пространство» в структуре языковой личности Рильке.

Лексико-семантическое поле данного концепта образуют смысловые планы «открытое большое пространство», «препятствие, неизвестность», «детство, начало жизни», «забвение, отрицательное прошлое». Концепт «Даль / пространство» лежит в основе ключевых мотивов почти всех стихотворений русского цикла. Его выражают прямые номинации и метафорические образы: «даль», «пространство», «море», «края», «куда-то», «кругом», «далеко от меня», «там», «дали голубые», «большие небеса». Так, в «Первой песне» он репрезентирован лексической единицей «море» ,   актуализирующей смысловой план «открытое большое пространство»:

... Вечер. У моря сидела

  девочка, как мать сидит

  у ребенка.

Образ девочки, сидящей на берегу, персонифицированное сравнение моря с ребенком актуализируют мотив детства, начала. Возникает метафора жизни: море – жизненный путь, берег – начало пути, а дальнейшее скрыто в морской дали. В последней части стихотворения повторяется антропоморфное сравнение, а концепт «Даль / пространство» становится более емким благодаря добавлению новой актуализирующей его лексической единице – «небеса» :

Дитя будет точно море

  трогать даль и небеса, - …

Натуроморфная метафора создает в сознании читателя картину жизненного пространства, не имеющего границ в «небесах» , в «дали» и в «море» . Завершает стихотворение образ девочки-матери, которой дано увидеть только начало жизни ребенка, а дальше необходимо ждать ее продолжения, вглядываясь в морскую даль:

Берег его только знаешь,

  и сидеть тебе и ждать...

Этот образ связан с восприятием Рильке русской культуры, которое он выразил в сравнении: «она подобна детству художника, эта Россия: неясное, как в тумане, нагромождение фантастических образов» [1 , с. 252]. В одном из писем Рильке также возникает сравнение, в котором лексическая единица «Море» актуализирует концепт «Даль». Поэт пишет о времени Былин и Песен, «навстречу которому каждый русский поэт в своей тихой задумчивости раскрывается, как окно к морю» [2 , с. 193]. В отличие от русских стихотворений, где концепт «Даль / пространство» репрезентирует философские представления поэта,   в письме он отражает эстетическую позицию Рильке.

Лирический герой «Второй песни», « кругом» которого «родина », обращается, очевидно, к русскому народу ( здесь и далее в оригинальных текстах сохранена грамматика Р. М. Рильке):

Я иду, иду и все еще кругом

родина твоя, ветренная даль …

Его путь – это путешествие по дорогам России (глагол иду повторяется во фрагменте 4 раза), по бескрайним ветреным степям, и в то же время продвижение вглубь духовной жизни народа, стремление постичь его сущность. Темпоральная метафора «прежде знал другие края» отсылает к предшествующей жизни лирического героя, которая уже «далеко» и забыта. На новой родине, в   «ветренной дали», он находит Бога:  

… я иду, иду и я забыл о том,

что прежде других краев знал.

И как теперь далеко от меня

Большые дни у южного моря, <…>

Там пусто все и весело и вот:

Темнеет Бог… страдающий народ

пришел к нему и брал его как брата.

Характеристика «пусто и весело» перекликается с мыслями поэта о духовном состоянии общества, о «чудовищном обеднении», которое происходит, в частности в Германии, где «у тысяч людей <…> остается лишь один путь, одна цель, одна шляпа и один Бог», в то время как в России – «каждый мыслитель, толкователь и, если хотите, поэт» [2 , с. 157]. В этом стихотворении концепт «Даль / пространство» демонстрирует отрицательные коннотации, репрезентирующие отношение поэта к искаженным религиозно-нравственным ценностям современной цивилизации, о которых он «забывает» в России. Нарушенную в мире связь Бога и человека все еще хранит «страдающий» русский народ, для которого Бог – брат .

В стихотворении «Пожар» концепт «Даль / пространство» репрезентирован неопределенным местоимением «куда-то» , актуализирующим значение неизвестности чего-либо, находящегося вдали. Это значение усиливается благодаря синтагматическим связям концепта, через концепт «Ночь» и выражение «знает Бог»:

Белая усадьба спала,

да телега уехала

в ночь куда-та, знает Бог.

Следующая далее объективация концепта через действие – «даль сгорела» , «небосклон горит» – является метафорическим изображением пожара, зарево которого однажды увидел Рильке в России:

Вдруг он замолк: даль сгорела

Ведь и небосклон горит...

Как пояснял поэт, это стихотворение связано с впечатлениями от ночной поездки на крестьянской телеге. Рильке и его спутница «любовались то небом, усеянным звездами, то бесконечной равниной с колыханием трав и неуловимостью очертаний, что возникали по сторонам. Вдруг   <…> заметили вдалеке свет, идущий оттуда, где   <…> на много сотен верст не было ни одной деревни. Лошади продолжали бежать, но странный свет не удалялся и не приближался. Его появление было необъяснимо <…>. Лишь спустя несколько дней Рильке и его приятельница получили простое объяснение этому явлению: то был пожар, своим заревом охвативший сотни верст» [2 , с. 629-630].

В метафорическом образе пожара сливаются «небосклон» (небо) и «даль» (земля), эти образы обращены друг к другу и в заключительных строках стихотворения:   

Земля к небесам гладела,

как бы жаждала ответ.

Концепт «Даль / пространство» актуализирует здесь идею единения разных сфер мироздания, выражая взгляды поэта на мироустройство. Мотив взаимосвязи противоположных стихий характерен для идиостиля Рильке, в частности, он является ключевым в цикле «Сонеты к Орфею» (1922): фигура Орфея связывает небо и землю, землю и царство мертвых, иррациональное и рациональное начала творчества.

В стихотворении «Утро» концепт «Даль / пространство» реализуется в метафоре «дали голубые», характеризующей картину раннего светлого утра первого дня жизни человека:

И помнишь ты, как розы молодые,

когда их видишь утром раньше всех,

все наше близко, дали голубые,

и никому не нужно грех.

Вот первый день, и мы вставали

из руки Божья, где мы спали…

В художественном пространстве этого стихотворения анализируемый концепт участвует в создании библейской картины первого дня творения мира, когда человек был еще безгрешен. Этот образ неслучайно возникает в русских стихотворениях.   Философское восприятие Рильке России соотносится с одной из категорий его картины мира – понятием начала, зарождения, детства. Россия, по мнению поэта, находится еще в начале своего исторического и духовного пути, в ней «все еще длится первый день, день Божий, день Творения» [1:251].

В следующем стихотворении концепт «Даль / пространство» репрезентируется лексической единицей «просторный». Выбор лексической единицы, нетипичной для характеристики лица в русском языке, связан, тем не менее, с образами русской природы, огромными пространствами, которые предстали перед Рильке во время путешествия по Волге:

Родился бы я простым мужиком,

то жил бы с большим просторным лицом <…>

… в этих чертах и радости и муки

огромные и сильнее меня…

«Даль / пространство» объективируется лексической единицей «огромный», характеризующей чувства человека. Образ «просторного лица» приобретает метафорическое значение и воплощает такое качество русского человека, как готовность принять на своем пространстве все «радости и муки» жизни, страдание другого человека. Тем же качеством наделен один из образов ранней лирики Рильке – странник в цикле « Цикорий» (1896), в глазах которого «тысячи слез» («Tausend Tr?nen) и бесконечное («ewig») сострадание всему миру. Именно это свойство поэзии – впитывать все стороны Бытия, и радость, и страдание – утверждается во всей лирике Рильке.

В стихотворении «Старик» концепт «Даль / пространство» связан с образом старика–поэта и реализован двумя смысловыми компонентами, обладающими негативными и позитивными коннотациями: «Даль – препятствие» и «Даль – открытое большое пространство». Старик крестьянин молчит, слова, которые находятся в его сердце, не будут сказаны, потому что ото рта их отделяет пространство:

На печке, как бы спал, лежал старик,

думал о том, чего теперь уж нет,–

и говорил бы, был бы как поэт.

Но он молчит; даст мир ему господь.

И между сердца своего и рот

пространство, море...

Огромное пространство является метафорой молчания, из которого   рождается поэтическое слово – это также один из важнейших мотивов поздней лирики Рильке. В молчащем пространстве есть целый мир, данный старику господом: лексические единицы «пространство» и «море» говорят о его безграничности, бескрайности. Мотив лица как отражения целого мира продолжится в дальнейшем творчестве Рильке, например, в стихотворении «Смерть поэта» из цикла «Новые стихотворения» (1907). Лицо умирающего поэта вмещает в себя все дали: «Его лицо была вся эта даль» («Sein Gesicht war diese ganze Weite»).

В стихотворении «Я так один» реализован смысловой план «характеристика внешности». Антропоморфная метафора «небеса моих очей» рождает образ лица человека, слитого с окружающим ландшафтом, в котором человек чувствует себя одиноким:

Я так один. Никто не понимает

  Молчанье: голос моих долгих дней

  И ветра нет, который открывает

  Большие небеса моих очей…

В «больших небесах очей» видна вся глубина одиночества, которое рождается в душе человека в «чужом городе». В противовес натуроморфной метафоре «лицо – весь мир», здесь виден лишь «край» этого пространства:  

Перед окном огромный день чужой

  край города; какой-нибудь большой

  лежит и ждет. Думаю: это я?

Чего я жду? И где моя душа?

Концепт «Даль / пространство» служит здесь выражению философских взглядов поэта: человек в современной цивилизации обречен на одиночество и спастись может, только познав себя, свою душу и своего Бога. Вопросы, завершающие стихотворение, рождают мотив экзистенциальной тоски – еще одного ключевого концепта русского дискурса Рильке.

Анализ русских стихов Рильке позволяет сделать следующие выводы о структуре концепта «Даль / пространство». Понятийный компонент концепта объективируют языковые единицы, обозначающие характеристику внешности и эмоций, пространство и время. Его образный компонент выражается в метафорах открытости, готовности принять все тяготы жизни; неизвестности; жизненного пути; забвения; молчания; единства противоположных сфер Бытия.

Ценностный компонент концепта «Даль / пространство» демонстрирует его амбивалентность в структуре языковой личности Рильке, положительные и отрицательные оттенки значения: он воплощает поэтический мир, возникающий в процессе творчества и хранящий все рождающиеся в сознании художника образы; но в то же время даль, безграничное пространство делает сложным вербальное выражение этих образов. Концепт «Даль / пространство» является метафорой жизни человека, но она акцентирует мотив непознанности человеческого пути, непостижимости Бытия; «Даль / пространство» в пространственном значении – это метафора страны, в которой сохранятся связь человека с Богом, но «Даль» в темпоральным преломлении – это то, что видел Рильке до знакомства с Россией: бездуховность и искаженные религиозно-нравственные ценности.

В языковой личности Рильке концепт «Даль / пространство» служит выражению философских, эстетических и нравственно-религиозных взглядов поэта и основывается на индивидуально-авторских и мифологизированных образах русской действительности. В структуру концепта входят как индивидуально-авторские, так и инонациональные образы, связанные с особенностями восприятия России поэтом.

Список использованных источников:

1. Азадовский Райнер Мария Рильке и Александр Бенуа / под ред. К. М. Азадовского. – СПб . : Эгида, 2001. – 269 c.

2. Рильке и Россия: Письма. Дневники. Воспоминания. Стихи / сост. К.М. Азадовский. –   СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2003. – 656 с.