WEB-ресурс научно-практических конференций

К. ф. н. Шубина М.М.

Южно-Российский государственный университет экономики и сервиса, Российская Федерация

ЗАРОЖДЕНИЕ ИДЕОЛОГИИ РАСИЗМА ИЗ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ НЕРАВНОЦЕННОСТИ НАРОДОВ

Из глубокой древности ведет свое начало идея культурно-исторической неравноценности и, стало быть, неравноправности народов, еще с тех пор как «избранный народ Божий» - Израиль выделял себя из пестрой массы «языков» и «свободные» эллины противопоставляли себя рабам – «варварам». В сознании ближайших к нам поколений эта мысль отлилась в форму антитезы народов «исторических» и народов «неисторических», народов старых, живших и проживших длинные ряды исторических превращений, и поэтому несущих в себе толщу последовательных культурных напластований, и народов «лишенных наследства» и предков, народов новых. Проблема национальности преломлялась здесь сквозь призму всемирно-исторического плана жизни и получала разрешение с точки зрения единичности исторического процесса и линейности его пути.

Не сразу все человечество выступает на мировую арену: народы сменяются народами и водружают одну над другой все новые и высшие скрижали. Они не отменяют друг друга, а неуклонно накопляют и углубляют наследственную мудрость. В настоящем, как говорил Гегель, совмещаются все былые века. Нарастают и крепнут богатства «общечеловеческой цивилизации». Казалось, ограниченное число народов «исторических», наследующих друг друга в возглавлении вселенской жизни, уже исчерпано, и тот народ, на чью долю выпала последняя очередь, призван навсегда сохранить за собою права культурной гегемонии и значение мирового центра. Такова завидная доля Европы, того Романо-германского мира, который сложился на развалинах Древней римской империи и унаследовал от своих предшественников их государственную мудрость, религиозные откровения и культурные предрасположения. И в пределах этого мира происходила своя «смена народов», приведшая, в конце концов, к тому, что «сердцем» и «столицею» мировой культуры стал германский народ. В дни патриотического горя, государственного унижения и народного отчаяния, в порыве религиозного энтузиазма убеждал Фихте немецкую нацию в том, что лишь она есть народ в подлинном и строгом – мессианском смысле слова и только ей доступна настоящая, просветленная идеалами любовь к Отечеству.

И в те же почти годы, стараясь воссоздать в целом образе последовательные судьбы человечества, Гегель приходил к заключению, что именно народный дух германского племени является высшей точкой развития мирового Разума. После ряда попыток он находит, наконец, адекватную форму своего самооткровения. Ряд культурно-исторических миграций закончился. И те народы, которым не приходилось еще выступать в первых ролях в прошлом, обречены навсегда оставаться на положении исторических статистов, если только вообще придется им выйти из-за кулис исторической жизни, куда уже отошел – в мрак забвения – не один отживший народ. Право на участие в исторической драме дается, таким образом, происхождением, благородством, так сказать, чистотою крови, - безродные и непомнящие родства уже тем самым исключены из нее. Единственное, что могут они обнаружить, это отнюдь не творческие силы, а лишь способность переимчивости, и тем выше будет их относительное значение в мировом обороте, чем ближе в процессе подражания подойдут они к оригиналу, тем более точной копией его станут они [4].

Когда две или более цивилизаций вступают между собой в контакт, они чаще всего обладают разными потенциальными силами. Человеческой природе свойственно пользоваться своим превосходством. Поэтому и цивилизация, осознавшая свое превосходство над соседями, непременно прибегает к силе. Представители агрессивной цивилизации, успешно проникшей в чужую социальную систему, уподобляются надменному фарисею, благодарившего Бога за то, что он не такой, как другие[3].

И Кант считал, что пристрастность, склонность во всем делать себе исключение – основная человеческая слабость, из которой проистекают все остальные; и что она, наряду со всем прочим, поражает и национальное чувство, пробуждая то, что итальянцы называли святым эгоизмом национализма. И вероятно, политические проявления националистического чувства стали бы гораздо умереннее, если бы националисты так же остро чувствовали несправедливости, совершенные их нацией, как они чувствуют несправедливости, совершенные по отношению к ним [2].

В науке под расами понимаются подразделения в пределах одного биологического вида. В животном мире подобные подразделения определяются в первую очередь приспособлением к различным условиям окружающей среды.

Как мы уже отмечали, мысль о неравенстве человеческих рас коренится в глубокой дохристианской древности. Расы существовали издавна, однако до сих пор нет определенного точного ответа на вопрос, когда же все-таки возник расизм. Первый намек на дискриминацию негров можно найти в надписи, начертанной на обелиске, воздвигнутом на втором водопаде Нила по приказанию фараона Сесостриса III (1887-1849 гг. до н.э.): «Южная граница. Стела, воздвигнутая на восьмом году царствования Сесостриса III , царя Верхнего и Нижнего Египта, который существовал всегда и будет существовать вечно. Пред этой границей по суше со стадами, или по воде – на лодке, запрещен переход всякому черному, за исключением тех, кто пожелают пересечь ее для того, чтобы продавать или покупать что-либо на каком-либо рынке. Эти люди будут приняты гостеприимно, но всегда запрещено любому черному во всех случаях спускаться в лодке по реке».

Расизм, т.е. представление о неравноценности различных расово-антропологических категорий и превосходстве своей категории над другими, существует с самых незапамятных времен в самых различных обществах. Это представление, как правило, слито воедино с этноцентризмом и эгоцентризмом, уже в древности выступало не просто как эмоциональная реакция на «чужака», а как идеология [1].

В античном мире расизм стал приобретать все более отчетливые контуры. Теория «естественного» рабства Аристотеля оказалась серьезным первоисточником, на который ссылались многие антропологи-расисты в течение веков. Прежде всего, следует отметить, что, писав о рабах «от природы», Аристотель вовсе не подразумевал раба как представителя другой расы. Рабами в античные времена были люди, принадлежавшие к той же расе, что и их хозяева. Аристотель и Платон в своих трудах говорят об элите и «аристократии духа», одаренных исключительной способностью ко всем проявлениям умственного труда – от аристократичности до философии и других наук, а так же «обладающих» естественным правом господства над способными только на физический труд и подчинения, «худших элементов общества, для которых характерно крепкое телосложение и выносливость».

Дискуссия о том, является ли человечество одним видом Homo Sapiens или же за общим понятием «человечество» скрывается несколько видов, соответствующие расам. Человечество представляет собою, конечно, один вид, т.к. никогда не было установлено, что скрещивания между различными расами бесплодны или хотя бы только характеризуются пониженной плодовитостью. Нельзя пренебрегать фактором длительной географической изоляции населения каждого континента. В течение многих тысячелетий сама природа оставалась блюстителем расовой чистоты. Но возросла мобильность человека, пространство словно бы «сократилось» и изолированность континентов исчезла, поэтому перед человечеством с неведомой доселе остротой встала проблема расового смешения, а вслед за этим и вопрос о равенстве (или неравенстве) рас.

В древности считалось, будто неграми стали представители белой расы, почерневшие под африканским солнцем. Негры в свою очередь считали европейцев такими же неграми, просто побелевшими от холодов и недостатка солнца. Те и другие были едины во мнении, что существует некая пра-раса, распавшаяся на несколько рас под воздействием природно-климатических условий. Когда в 1670 г . Москву посетил прибалтийский немец Якоб Рейтенфельс, он писал о русских людях, что цвет лица у них такой же, как у европейцев, благодаря холодному климату, испарившему первоначально темный, азиатский. Расхожей стала фраза, приписываемая Ж. де Местру о том, что поскребите русского, и найдете татарина. Французский антрополог П.Брок написал работу под названием «Человечество: один вид или несколько?», в которой полемизировал с моногенистами, т.е. сторонниками теории о едином происхождении рас. Брок недоумевал, каким образом европейские и негритянские типы, столь различные между собой, могли произойти естественным путем, т.е. без помощи чуда, от первоначально единого вида.

Для человека, особенно в исторический период его существования, среда уже не играла такой решающей роли. Поэтому внешние отличия людей в цвете кожи, в строении носа, черепа, волос есть наследие далекого предысторического времени, когда природа еще накладывала на внешний облик представителей вида Homo Sapiens свой неизгладимый отпечаток.

Традиционное общество не рассматривало человека как некую самодостаточную и законченную категорию, как «меру всех вещей», как духовный и материальный полюс мира. Он рассматривался как удивительное (и неравновесное) сочетание человеческого элемента («души», «божественной искры», «божественного Я») и недочеловеческого элемента (животного, материального, социального механизма). Человек балансировал на грани двух нечеловеческих бездн, соскальзывая в которые он в любой момент мог пуститься в серии сложных метаморфоз – скитание по животным и ангелическим мирам. Часто сами «боги» древности изображались с зооморфными чертами, так как единство сакрального мира оставляли открытым все пространство от самых верхних регионов бытия до самых нижних — «что вверху, то и внизу», по выражению Гермеса Трисмегиста. Человек же находился «где-то посредине», как бог среди животных и животное среди богов. В такой антропологической картине собственно человеческими были только пропорции сочетания разных элементов, а не само их содержание. Все «духовное», разумное в человеке рассматривалось не как его собственный видовой атрибут, но как следствие его сопричастности объективному миру Божества. Все телесное и инстинктивное — как знак принадлежности к низшему животному миру. Содержательная часть человека, таким образом, была выражением (отражением) Божества, и изучение ее в человеке было не гуманистическим, но теологическим вопросом. Остальное же было вопросом зоологии, которая интересовала в мире Традиции скорее авгуров, гадавших по внутренностям животных и приносивших их в жертву, нежели ученых и философов.

Такое отношение к человеку, естественно, приводило к мысли о качественном неравенстве людей между собой. Это неравенство было гораздо глубже и серьезнее, нежели все разновидности современного расизма (при нацизме) или социальной дифференциации людей по материальному признаку (при капитализме). Иерархия в рамках человеческого типа в традиционном обществе простиралась между двух крайних полюсов — между человеко-зверем (низшие касты) и человеко-богом (высшие касты). А в промежутке располагались разнообразные смешанные типы. Эта общая схема полностью применима лишь к архаическим обществам. В рамках авраамической традиции — иудаизма, ислама, а также в христианской цивилизации, которая вообще представляет собой уникальный тип традиционного общества, — картина была более нюансированной. Иудаизм проецирует такую видовую дифференциацию на этнический уровень, ислам стремится релятивизировать неравенство через обращение к абсолютной трансцендентности Божества, а христианство разводит социальную и церковную иерархии (что в определенные исторические периоды приводит к их противопоставлению). Но это в теории. На практике все традиционные общества предполагают качественное неравенство людей, заведомо предопределенное соотношением в человеке «божественных» и «звериных» элементов. Не случайно исторически гуманизм зародился именно на Западе, где была распространена та версия христианства, которая была ближе всего к семитскому авраамическому духу.

Но пока существовало полноценное традиционное общество эти тенденции к гуманизму оставались в потенции. На практике же доминировали иные антропологические установки.

Список использованных источников:

1. Айзатулин Т. Лекции по истории. - М., 1995.

2. Гелнер Э. Нации и национализм // Вопросы философии. - 1989. - № 7.

3. Тойнби А. Постижение истории. - М., 1997.

4. Флоровский Г.В. О народах неисторических. - М., 1990.