WEB-ресурс научно-практических конференций

Силаев С.А.

Кемеровский государственный университет, Российская Федерация

ОБЪЕКТИВНЫЕ ПРИЗНАКИ ПРОДОЛЖАЕМОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Юридическая конструкция продолжаемого преступления относится к числу наиболее спорных и неоднозначных в уголовном праве. Отечест­венными и зарубежными учёными предложено немало дефиниций данно­го правового феномена, причём большинство исследователей определя­ют этот вид сложного единичного преступления с учётом как объективных, так и субъективных признаков. Однако, как известно из формальной логи­ки, определение есть логическая операция, раскрывающая содержание понятия [1] ; понятие же есть не что иное как «форма мышления, отража­ющая предметы в их существенных признаках» [2] . Это значит, что в опре­деление должны закладываться не все признаки определяемого предме­та, а лишь те, что выражают его сущность; в свою очередь, если признак сущностный, то он характерен для всех без исключения элементов опре­деляемого множества — без этого признака соответствующий предмет су­ществовать не может; несущественные же признаки, пусть даже часто встречающиеся, типичные, в определении отражаться не должны. Исходя из этой общей посылки, рассмотрим предлагаемые в уголовно-правовой доктрине объективные признаки продолжаемого преступления.

Практически все авторы прежде всего обращают внимание на опреде­лённое сходство эпизодов продолжаемого преступления (или, как говорит А.П. Козлов, «минипреступлений» [3] ). Напомним, что согласно п.2 поста­новления 23-го Пленума Верховного Суда СССР от 4 марта 1929 г . «Об условиях применения давности и амнистии к длящимся и продолжаемым преступлениям» продолжаемыми признаются «преступления, складыва­ющиеся из ряда тождественных преступных действий, направленных к об­щей цели и составляющих в своей совокупности единое преступление». Поскольку данное руководящее разъяснение формально сохраняет юри­дическую силу на территории Российской Федерации и, следовательно, является обязательным для правоприменителя, не считаться с ним нель­зя. Вынуждены учитывать данный признак и украинские правоохранитель­ные органы, поскольку ч. 2 ст. 32 УК Украины гласит: « Повторность, преду­смотренная частью первой настоящей статьи, отсутствует при учинении продолжаемого преступления, которое складывается из двух или более тождественных деяний, объединённых единым преступным намерением ».

Однако при ближайшем рассмотрении требование тождественности образующих продолжаемое преступление деяний представляется более чем спорным. Ясно, что нескольких абсолютно тождественных преступных действий быть просто не может, так как « тождество с собой уже с самого начала имеет своим необходимым дополнением отличие от всего другого » [4] . Поэтому многие учёные уточняют данный признак, полагая, что речь должна идти не о фактическом, а о юридическом тождестве [5] . Как из­вестно, юридически тождественными являются преступления, имеющие одинаковую квалификацию (т.е. квалифицированные по одним и тем же нормам Общей и Особенной части уголовного закона) [6] . Таким образом, если считать, что продолжаемое преступление может слагаться лишь из тождественных деяний, придётся усматривать совокупность в каждом слу­чае, когда, скажем, одним эпизодом кражи гражданину причинён значи­тельный ущерб, а вторым (если рассматривать его изолированно) — нет. Ясно, что такое понимание продолжаемого преступления чрезмерно узко: здесь искусственно создаётся совокупность преступлений там, где её нет.

Многие югославянские исследователи полагают, что в состав продол­жаемого преступления могут входить юридически тождественные или од­новидовые деяния. В последнем случае речь идёт о различных формах одного и того же состава (основной, квалифицированный и привилегиро­ванный), об оконченном преступлении и покушение на него [7] , а равно об исполнении преступления и соучастии в нём [8] . Использует понятие юриди­чески нетождественных преступлений одного вида и белорусский автор Н.А. Бабий, понимая под таковыми преступления, квалифицируемые по различным частям одной и той же статьи и (или) имеющие различия в ква­лификации по нормам Общей части [9] , однако он не допускает возможно­сти объединения их в единое продолжаемое преступление.

Ряд отечественных авторов, считая понятие тождественности слишком узким для характеристики продолжаемого преступления, предпочитают определять составляющие его эпизоды как однородные [10] . Другие, пыта­ясь избежать терминологических споров, пишут о том, что продолжаемые преступления слагаются из ряда деяний, содержащих признаки одного и того же состава преступления [11] . Мнение же о том, что продолжаемое пре­ступление может слагаться из разнородных действий, практически не встречается [12] . Полагаем, что такие ситуации хотя и редки, но всё же воз­можны. Так, если . нападает на . с целью завладения его имуществом, наносит ему один удар по голове, а затем, пользуясь бессознательным состоянием потерпевшего, в несколько приёмов уносит похищенное, на­лицо единство деяния, обусловленное единством преступного умысла. Поэтому, хотя эпизоды преступного поведения и нетождественны (первое действие — явный разбой, а последующие, если рассматривать их изоли­рованно, суть кражи), все они представляют собой лишь части одного пре­ступления — продолжаемого разбоя с причинением тяжкого вреда здоро­вью потерпевшего (п.«в» ч.4 ст.162 УК РФ).

Заметим также, что многие специалисты совершенно справедливо счи­тают, что продолжаемое преступление может складываться как из пре­ступных деяний, так и из иных правонарушений [13] (хотя ряд авторов искус­ственно сужают данное понятие, полагая, что в состав продолжаемого преступления могут входить лишь деяния, каждое из которых содержит все признаки соответствующего состава преступления [14] , либо, напротив, усматривая в основе понятия продолжаемого преступления «степень об­щественной опасности его структурных элементов, каждый из которых в отдельности не является самостоятельным преступлением» [15] ). А это ещё один аргумент против отнесения юридического тождества или юридиче­ской однородности деяний к числу обязательных признаков продолжа­емого преступления: скажем, административно наказуемая мелкая (ст.7.27 КоАП РФ) и уголовно наказуемая «простая» (ч.1 ст.158 УК РФ) кражи, будучи основаниями разных форм юридической ответственности, никак не могут быть признаны ни тождественными, ни даже однородными.

Н.Ф. Кузнецова в начале своей научной деятельности считала главным признаком продолжаемого преступления нанесение единого ущерба еди­ному объекту, причём этот единый ущерб «слагается из ряда более мел­ких однородных ущербов, которые имеют значение элементов состава только в их совокупности» [16] . Схожей позиции придерживались и некото­рые другие авторы — как отечественные [17] , так и зарубежные [18] . Однако данный признак на самом деле не позволяет отграничить продолжаемое преступление от совокупности, причём как от однородной (несколько са­мостоятельных хищений причиняют собственнику, в конечном счёте, еди­ный материальный ущерб), так и от разнородной (единичное преступле­ние, в том числе и продолжаемое, может быть полиобъектным). Й.Л. Буту­рович в этой связи обращает внимание ещё на два момента: во-первых, отдельное указание на причинение продолжаемым преступлением едино­го ущерба излишне («Было бы поистине абсурдным говорить, что дей­ствие входит в состав продолжаемого преступления, а последствие оста­ётся вне его» [19] ), а во-вторых, последствия по-разному проявляются в пре­ступлениях с материальными и формальными составами. С учётом сказанного, логичнее уж говорить не о едином последствии или едином ущербе, а об общем результате как цели поведения лица с начала со­вершения продолжаемого преступления [20] , но это уже не объективный, а субъективный признак. К слову сказать, сама Н.Ф. Кузнецова в своей бо­лее поздней монографии предлагает уже совсем иной подход: «Система­тические мелкие хищения с производственных объектов так называемыми "несунами" не представляют собой продолжаемого хищения, если отсут­ствует цель создать из похищенного нечто целое и исполняемое по зара­нее запланированному сценарию» [21] . Здесь налицо явный переход от объ­ективной концепции продолжаемого преступления к субъективной.

Многие югославские криминалисты вслед за своими германскими кол­легами (Х.Вельцелем, Р.Франком, Р.Хиппелем и др.) предлагают в каче­стве альтернативного (переменного) признака продолжаемого преступле­ния рассматривать использование одной и той же ситуации или одного и того же длящегося отношения [22] . При этом под длящимся отношением по­нимается любое юридическое или фактическое отношение между винов­ным и потерпевшим (родственные, трудовые отношения, отношения по гражданско-правовому договору выполнения работ или оказания услуг, отношения между начальником и подчинённым по военной службе и т.п.), которое даёт возможность лицу совершить несколько противоправных де­яний или облегчает их совершение; в качестве ситуации в данном аспекте могут выступать временное отсутствие собственника жилища, из которого «по частям» совершается кража, наводнение или иная чрезвычайная си­туация и т.п. Однако, как правильно отмечает А.М. Ораздурдыев, постоян­ство обстановки является необходимой предпосылкой единого умысла при продолжаемом преступлении [23] . Именно в качестве доказательства единства субъективной стороны продолжаемого преступления и надлежит рассматривать данный признак.

Аналогичное значение следует придавать и таким часто называемым признакам продолжаемого преступления, как наличие временн?й связи (относительно небольшие промежутки времени) между эпизодами, един­ство или сходство способа преступного посягательства, единство места совершения преступления и единство источника преступного обогаще­ния [24] : игнорировать их нельзя, ибо с их помощью устанавливается нали­чие у виновного единого умысла, мотива, цели, единого преступного пла­на и т.п., однако все эти внешние, формальные признаки в силу своего чрезвычайно оценочного характера неспособны выполнять роль конститу­тивных атрибутов анализируемой юридической конструкции [25] . В самом деле, вору или растратчику для реализации единого преступного намере­ния необходимо действовать в довольно ограниченных пространственных рамках, а распространитель экстремистских материалов, напротив, стре­мится охватить своей противозаконной агитацией как можно б?льшую территорию; кроме того, как справедливо отмечает Й.Л. Бутурович, совре­менные транспортные средства позволяют быстро преодолевать боль­шие расстояния, что зачастую сводит на нет значение данного признака [26] . Точно так же совершающий в несколько приёмов квартирную кражу стре­мится закончить всё как можно скорее, а лицо, использующее незаконные схемы «оптимизации налогообложения», в принципе не может совершать акты уклонения от уплаты налогов через короткие промежутки времени, ибо закон связывает исполнение данной обязанности с определённым на-логовым периодом (по большинству налогов — один календарный год).

Не более чем доказательством наличия у виновного единого умысла может служить и единство нарушенного права (единство потерпевшего). Впрочем, этот вопрос в силу своей сложности требует отдельного рассмо­трения. Но даже с учётом сказанного выше можно прийти к выводу, сде­ланному более ста лет назад Н.С. Таганцевым: «объединяющее условие» продолжаемого преступления «нужно искать в стороне внутренней, в единстве виновности, причём объективная сторона, единство или раз-дельность объекта, времени, места и способа действия, а в особенности однородность деятельности будут составлять только доказательства единства или раздельности внутренней стороны» [27] .