WEB-ресурс научно-практических конференций

Д.филол.н. Головко В.М.

Ставропольский государственный университет, Российская Федерация

«ПОНИМАЮЩИЙ» ПОТЕНЦИАЛ ЛИТЕРАТУРНОГО ЖАНРА

В ПАРАДИГМЕ НОВОЙ ОНТОЛОГИИ

Теория понимания жанра (герменевтика жанра как область «содружества наук» – литературоведения и философии, прежде всего) исходит из идеи, сформулированной М.М. Бахтиным: «Каждый жанр... есть сложная сис­тема средств и способов понимающего овладения и завершения действи­тельности», «каждый жанр обладает своими средствами видения и пони­мания действительности, доступными только ему». Второй исходный методологи­ческий принцип – идея целостности жанра: «...жанр есть типическая фор­ма целого произведения, целого высказывания» [1, с. 181, 180, 175]. Актуализируя данные теоретические подходы к проблеме жанра, выделим два наиболее значимых аспекта – онтологический ( жанровая природа «оформляющего понимания действительности и жизни» ) и   эпистемологический ( познание «сложной системы средств и способов понимающего овладения и завершения действительности» [1, с. 180] (рефлексивный план)). Так преодолевается намеченная в западной герменевтике [2] тенденция к излишне категоричной автономизации понимания как способа бытия и понимания как способа познания. Если П. Рикёр осуществлял такую дифференциацию в общефилософском плане во имя того, чтобы «вывести рефлексию на уровень онтологии», вовсе не освобождая её от проблем интерпретации (поскольку её теорию «она сама создаёт» [2, с. 8]), то в   нашем случае такую условность отделения онтологии понимания от эпистемологических проблем изучения познавательных качеств жанра надо понимать не как игнорирование теории интерпретации, а как попытку укрупнения в масштабе проблематики первичного уровня герменевтики жанра –   его «понимающей»   специфики .

С онтологией понимания непосредственно связана «культурная традиция» [3, с. 334], «духовность» жанра. Поскольку художественное целое как всякий значащий дискурс «интерпретирует» реальность уже тем и тогда, когда «в нём сообщается   „что-то о чём-то”» , то он опредмечивает отношения «между жизнью,   носительницей значения, и духом, способным связать их (то есть «жизнь» и «дух». – В.Г. ) воедино» [2, с. 5, 7]. Эта связь осуществляется в архитектонической целостности художественного феномена (как того, что себя-в-самом-себе показывает [4, с. 31]), то есть в единстве познавательного, эстетического и этического [5, с. 7-182]. Понимающие возможности жанровой структуры М.М. Бахтин связывал с «внутренним тематическим отношением к действительности и её становлению». При этом подчеркивал: « Понять определенные стороны действительности можно только в связи с определенными способами её выражения », а эти способы выражения «применимы лишь к определённым сторонам действительности » [1, с. 182]. Таким образом, путь к «понимающему» потенциалу жанра лежит через понимание способов его выражения. Так в компетенции герменевтики жанра оказывается и «оформляющее понимание действительности и жизни» [1, с. 180]. На этой основе создается теория понимания жанра, определяющая интерпретационные технологии, которые являются прикладным аспектом герменевтики жанра. Именно в этом плане мы и обосновываем первичность теории понимания, в которой оказываются не отделимыми друг от друга понимание и выражение («понимание» от «средств видения и понимания действительности, доступных только» данному жанру).

«Понимающий» потенциал, свойственный именно данному жанру, выступает как своего рода «культурная традиция». Она фиксируется категорией «проблематика жанра» и реализуется в корреляции факторов жанрообусловливания, жанроформирования и жанроообразования. Это «части», создающие «целое» литературного жанра, соприродные как друг другу, так и «целому» [6, с. 37-45].

М. М. Бахтин, создавший научную традицию такой жанрологической парадигмы, сделал «радикальный шаг» вперёд в теории познания, когда понятие системы перенес из научно-теоретической плоскости в плоскость онтологии [7, с. 78-79]. Эта важнейшая методологическая идея конкретизирует представление о субъектно-объектных и объект-объектных отношениях в художественном познании, а также высвечивает природу и специфику «понимания действительности и жизни» в литературном жанре. М.М. Бахтин саму реальность рассматривал с позиций «новой онтологии», идеи которой он как философ и филолог плодотворно развивал наряду с М. Хайдеггером.

  «Новая онтология» в процессе пересмотра идей неокантианства повернулась лицом к метафизике, и в философских концепциях Н. Гартмана, особенно в фундаментальных учениях о бытии М. Хайдеггера и К. Ясперса выработала чрезвычайно широкое понятие реальности, сообщив полную реальность духу, и с этих позиций определила автономное бытие духа и его активность в отношении к автономному бытию остального мира [8, с. 318]. «Новая онтология» вовсе не ограничивала сферу реального только «материальным». С этих позиций «действительность» рассматривается и как проявление автономного бытия духа. «Архаика» жанра, например, такую «реальность» фиксирует на уровне «автономности» (т.е. независимости от субъекта) объективного «понимающего» жанрового потенциала и предельно абстрагированного смысла литературного вида. Даже в том случае, когда объектом исследования становится художественное познание в формах его исторических модификаций и жанрообразований (этот аспект является доминантным в жанрологии П. Рикёра и И.П. Смирнова [9; 10]), на первый план выдвигаются бытийные характеристики , а не внешняя социокультурная обусловленность художественного мира. В эпистемологии М.М. Бахтина «архитектоническая целостность»   семантизируется как единство онтологии, познания и этики . Эстетически организованный художественный мир, способный осуществлять познавательную деятельность, является формой нетрадиционного философствования, а потому представляет собой специфическую выраженность связи гносеологии, онтологии и аксиологии. В едином центре – «архитектоническое целое» – М.М. Бахтин объединил «участное поступающее сознание» и «все мыслимые пространственные и временные отношения» [11]. Поскольку он заменил субъекта традиционной парадигмальной оппозиции «субъект – объект» «автором и героем», то ввел понятие человека познающего, а затем со всей необходимостью – новое структурное понятие «архитектоника» [5; 11]. В этом понятии в контексте развития «новой онтологии» оформлялись принципиально новые представления об отношениях человека и мира даже по сравнению с Хайдеггером, который «в своей приверженности онтологии ликвидировал структурность мира человека» [12, с. 37]. Выполняя «насущную задачу любой онтологии», М.М. Бахтин «возвращал внимание» [12, с. 37] к этой проблематике (напомним, что книга Хайдеггера «Бытие и время» вышла в 1927 г ., то есть в то самое время, когда формировалась эпистемология М.М. Бахтина). Вводя понятие системы в область онтологии, М.М. Бахтин интегрировал идею «теоретической» рациональности и «человеческих смыслов», в результате чего не оказались по разные стороны истина и этико-эстетические ценности, то есть антропный фактор не оказался за рамками эпистемологии. Понятие-образ «поступок» стал средоточием такого единства: «…поступок в его целостности более, чем рационален – он ответственен. Рациональность только момент ответственности» [13, с. 103]. М.М. Бахтин художественное познание, осуществляемое в жанровой парадигме, рассматривал как «поступок ответственно мыслящего участного сознания», как бытийное основание субъекта, как познание в целом.

Поскольку теоретизированная модель познания входит органично в познание в целом , представляющее собою «поступок ответственно мыслящего участного сознания» («поступок мыслью»), то эпистемологическая система жанра непосредственно нацелена на выявление его онтологии понимания,   его гносеологической природы и когнитивного потенциала. Но когда объектом исследования становится познание в целом, «поступок мыслящего участного сознания» рассматривается прежде всего в свете бытийных, а не когнитивных характеристик [11]. «Целостность» жанра как «смыслообразующая целостность» раскрывает свои гносеологические и когнитивные возможности в том случае, если «бытийные характеристики» осмысливаются в феноменолого-герменевтической парадигме, а сам этот процесс осмысления средствами анализа «архитектонической целостности» становится основой рефлексии жанра. С точки зрения жанрообусловливания, детерминации типом проблематики «сущности и объёма самого содержания» (В.Г. Белинский) произведения, бытие жанра и заключается в художественном понимании. Это бытие, которое существует, понимая.

М.М. Бахтин, говоря о таком «бытии» жанра, которое существует, понимая, шёл дальше своих предшественников в представлениях о самой реальности, поскольку включил в это понятие, как уже указывалось, и реальность духа, создаваемую «ответственно поступающей мыслью». В жанрологии это выразилось в актуализации бинарной оппозиции «исторического бытия» как выражения субъект-объектных отношений и «совокупного бытия» как   выражения попыток выйти за пределы субъект-объектной проблематики, «задаться вопросом о бытии» [2, с. 9]. Типологическое в жанре, составляющее суть его «архаики», и есть воплощение «совокупного бытия», поскольку культурная традиция жанра, составляющая «сущность содержания», определяет его конструктивный   принцип и «объём содержания», ту «действительную жизнь» жанра, которая существует до субъекта художественного познания (писателя, художника), то есть как данность автономного «духа». Жанрообусловливание предстает как область объект-объектных отношений, как сфера художественного опыта («жизненный мир» жанра), предшествующего субъект-объектным отношениям, которые реализуются в процессе эстетического познания (создания произведения в жанровой парадигме). В такой творческой практике достигается единство «архаики» жанра («тот», «стар») и его «неповторимой повторяемости» («не тот», «нов») [14, с. 142], единство «архитектонически устойчивого» (типологического, видового) и «динамически живого» (исторического, индивидуального), то есть связь «совокупного бытия» с «историческим бытием». Существование жанра в процессе понимания – это и есть «способ бытия», заданный «совокупным бытием», абстрагированным коллективным художественным опытом, сфокусированным в сфере жанрообуславливания. Этот опыт и воспринимается   писателем как «культурная традиция», открывающая возможности для всех жанровых инноваций художественного познания, основанного на субъект-объектных отношениях. В этих отношениях писатель выступает как само воплощение интенции, как носитель стремления, намерения, коррелирующего с определенной областью значений. Специфическое бытие жанра заключается в осуществлении присущего именно ему понимающего потенциала. Это бытие «опредмечивается» в непротиворечивой целостности: только в этом случае жанр реализуется как «понимание, через которое и в котором бытие понимает себя как бытие» [2, с. 15], «показывает себя» [15, с. 211].

Актуализируя идею онтологии понимания («понимающего бытия»), то есть то, что отличает жанр от устойчивого типа художественной структуры   – «вида», мы имеем ввиду перспективы изучения жанра не как застывшей «устойчивости» и не только как устойчивой тенденции развития литературы, но прежде всего – конкретизацию проблемы остающейся «вечно живой» «архаики» жанра [14, с. 142], обусловленной спецификой «совокупного бытия» («духовной традиции») и определяющей его «понимающий» потенциал.

Список использованных источников:

1.          [Бахтин М.М.] Медведев П.Н. Фор­мальный метод в литературоведении: Критическое введение в социологи­ческую поэтику / М.М. Бахтин. – Л.: Прибой, 1928. – 264 с.

2.        Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике / П. Рикёр. – М.: МЕДИУМ, 1995. – 415 с.

3.        Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики / Х.-Г. Гадамер. – М.: Прогресс, 1988. – 704 с.

4.        Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. с нем. / М. Хайдеггер. – М.: Ad   Marginem, 1997. – 206 с.

5.        Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // М.М.Бахтин. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. – М., 1986. – 353 с.

6.        Головко В.М. Историческая поэтика русской классической повести / В.М. Головко. – М.: Флинта; Наука, 2010. – 280 с.

7.        Махлин В.Л. «Систематическое понятие» (Заметки к истории Невельской школы) / В.Л. Махлин // Невельский сб.: Статьи и воспоминания. – Вып. 1. – СПб., 1996. – 668 с.

8.        Философский энциклопедический словарь. – М.: ИНФРА-М, 2004. – 576 с.

9.        Ricoeur Paul/ Temps et recit. – Tome II: La confiquration dans le recit de fiction. / Р. Ricoeur. – Paris, 1984. – 92 ff.

10.    Смирнов И.П. Олитературенное время. (Гипотеория литературных жанров) / И.П. Смирнов. – СПб.: Изд-во РХГА, 2008. – 264 с.

11.    Микешина Л.А. Значение идей Бахтина для современной эпистемологии [Электронный ресурс] / Л.А. Микешина // Единство места и времени: Сб. статей. – Режим доступа:   www.i-u.ru (Российский Гуманитарный Интернет-Университет).

12.    Канке В. А. Основные философские направления и концепции науки: Итоги ХХ столетия / В.А. Канке. – М., 2000. – 320 с.

13.    Бахтин М.М. К философии поступка / М.М. Бахтин // Философия и социология науки и техники. Ежегодник: 1984 – 1985. – М., 1986. – 157 с.

14.    Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. – М., 1963. – 320 с.

15.    Герменевтика и деконструкция. – СПб.: Б. С. К., 1999. – 255 с.