WEB-ресурс научно-практических конференций

ЖАНРОВЫЕ МОДИФИКАЦИИ РОМАНА НА МАТЕРИАЛЕ ИСТОРИИ: РОМАН-ПАМФЛЕТ И ИСТОРИКО-БИОГРАФИЧЕСКИЙ РОМАН («ЛЖЕ-НЕРОН» И «ГОЙЯ» Л. ФЕЙХТВАНГЕРА)

Л. В. Ковальчук

В литературе ХХ века происходило активное развитие и видоизменение жанровых модификаций и форм. Этот процесс продолжается и в литературном процессе XXI века. Его исследование является одной из актуальных проблем современной литературной критики и литературоведения.

Исторические сюжеты, имена, образы, аллюзии часто используются в литературных произведениях. Но цели авторов и способы интерпретации прошлого очень различны . Различия могут возникать и в творчестве одного автора в зависимости от решаемой им в каждом конкретном случае творческой задачи.

Известный немецкий писатель ХХ века Лион Фейхтвангер, обратившись еще в ранний период своего творчества к историческому роману, в значительной мере модифицировал традиционную форму классического исторического романа, созданную в XIX веке Вальтером Скоттом.

Это было связано не только с новой эпохой и иной национальной культурой, но и с изменением общей концепции истории. Если в основе в романистики Вальтера Скотта была идея исторического компромисса, диктовавшая определенную структуру и форму романа, то в основе философии истории Фейхтвангера идея вечного противостояния и противоборства разума и неразумия, культуры и дикости, цивилизации и варварства. Трагическое развитие сюжета романа, воплощающее это извечное противостояние, наиболее полно воплощается по замыслу писателя в судьбах известных исторических личностей. Поэтому Фейхтвангер создает новую модификацию романа на материале прошлого — историко-биографический роман. Большинство его самых известных произведений — «Безобразная герцогиня», «Иудейская война», «Лисы в винограднике», « Гойя » и др. представляют именно эту жанровую разновидность романа.

Но обращение к историческому прошлому как источнику для сюжета романа не обязательно приводит к созданию той или иной формы собственно исторического романа. Если художник использует исторический сюжет (или, тем более, исторический анекдот) как средство для прозрачного иносказания о своей эпохе, современных процессах и конфликтах, в особенности политических и изображаемых им сатирически, то возникает иная модификация романа на материале истории — роман-памфлет. Типичным примером такого романа является « Лже-Нерон » Лиона Фейхтвангера, пародирующий ситуацию прихода к власти Гитлера и прогнозирующий его бесславный конец.

Немецкая литература эмиграции, часто обращавшаяся к исторической теме, в целом была склонна актуализировать историю. Но следует различать актуализацию и модернизацию истории. Актуализация — это поиск параллелей, соотношений, моментов сходства между прошлым и современностью писателя, но при этом соблюдение точности не только на уровне исторических деталей, бытовых реалий и исторических имен персонажей, но и в трактовке основного исторического конфликта изображаемой эпохи. Именно это определяющая характеристика исторического романа в любой форме его воплощения.

Если же писатель модернизирует историю, под масками исторических героев изображает своих современников, пародирует современность, облачая ее в псевдоисторические одежды, то это один из вариантов сатирического романа, в том числе, роман-памфлет.

В одной из своих программных работ — в « Centum opuscula » Фейхтвангер пишет: «Я никогда не описывал историю ради истории. Исторический костюм и историческая обстановка всегда являлись для меня лишь средством стилизации, наиболее легким способом создания иллюзии реальности. Для проецирования вовне своего представления в мире иные прибегают к отдаленности не во времени, а в пространстве и переносят действие своего произведения в какую-нибудь экзотическую страну. Вместо расстояния в пространстве я выбираю расстояние во времени. Вот и все» [ Цит . по кн.: 1, 95].

Роман « Лже-Нерон » (« Der falsche Nero ») был написан Фейхтвангером в первые годы после эмиграции из Германии. В письме к В. С. Вальдман , переводчице его романов на русский язык, 10 мая 1936 года Фейхтвангер пишет: «В настоящее время я работаю над историческим романом « Лже-Нерон ». Действие происходит в 80-м году от Рождества Христова и рисует судьбу человека, который 13 лет спустя после смерти подлинного Нерона с успехом выдает себя за умершего императора, и это позволяет нарисовать жизнь и судьбу Гитлера, что было бы невозможно без исторической маскировки из опасности натолкнуться на цензурные затруднения» [2, 221].

Главная сатирическая параллель в романе — это образ римского горшечника Теренция и немецкого фюрера Адольфа Гитлера. Неожидаемый даже для самого Теренция взлет — это явная пародия на быструю карьеру Гитлера. Фейхтвангер в письме к Арнольду Цвейгу писал: «Я хотел изобразить путь человека.., который, будучи весьма заурядной личностью, призван вершить и направлять судьбы миллионов людей» [ Цит . по кн.: 1, 103–104]. Но Теренций — это всего лишь «кукла», а кукловод — римский сенатор Варрон , использующий Теренция как орудие своей мести и для достижения личных целей.

Теренций играет роль «повелителя мира», это главная роль его жизни. Но он не может с ней справиться, довести ее до конца, настоящее «я» горшечника берет верх. Когда его извещают об усиливающемся движении народного протеста и в частности о том, что в барельеф, который должен был символизировать величие его персоны, полетел камень, он «...сразу потерял свое самообладание... сник, заплакал, завыл, не стесняясь присутствием растерявшихся секретарей, камергеров, лакеев... Наконец, все еще бурно всхлипывая, он отослал всех, лег, стал прислушиваться к своему внутреннему голосу. Голос говорил: «Беги. Улепетывай . Вон из Эдессы . Уноси ноги. Удирай. Это последний знак. Улепетывай » [3, 229].

Очень важно для Фейхтвангера развенчание мифа о тиране, о его величии, пусть даже сатанинском. И в сцене встречи Теренция с христианином Иоанном с Патмоса он это делает наиболее открыто: «... Несказанный страх захлестывает Теренция , нечеловеческий ужас, до мозга костей пронизывающий его. И вот Иоанн замечает его. На мгновение он застывает, уходит в себя. Но затем спокойно всматривается. Он видит человека. Видит Теренция , Нерона, обезьяну, антихриста, двуногое олицетворение лжи, воплощение зла. Он выпрямляется … Н о он не в состоянии отвернуться от этого лица, он не может не смотреть в горящие глаза под косматыми бровями, хотя он трижды умирает, заглядывая в них » [3, 305]. Иоанн хочет задушить этого урода , который в нечеловеческом страхе сидит на полу. И тут «...он прозрел. И это — антихрист? Этот вот?.. Да здесь ничего нет, кроме несчастной, трепещущей плоти... То, что лежало в этом углу, это ничтожество, этого жалкого общипанного воробья, он принимал за великое воплощение зла, а мир принимал за орла» [3, 305].

Окружающие Теренция персонажи также имеют прозрачные аналогии в немецкой политике 30-х годов: в образе Кнопса , в прошлом раба Теренция , воплощается мини стр пр опаганды Геббельс, а в образе капитана Требония рейхсмаршал Геринг.

Главное в Кнопсе (Геббельсе) — это умение прятать за красивыми словами и псевдо-высокими идеями преступную политику, осуществляемую властью. Лозунг Кнопса : «Чем вранье наглее, тем скорее в него поверят». Фейхтвангер делает речь Кнопса довольно современной . В ней часто встречаются выражения «организовать краткий процесс против злейших врагов империи», «неделя быстрого и жестокого правосудия», « дурацкое гуманистическое сюсюканье», «радикальное решение», «покончить одним ударом», «действовать без долгих судебных проволочек», «вредные элементы», «подготовить заговор», «кучка завистников и хулителей». Писатель прямо называет Кнопса негодяем , его планы — подлыми и мерзостными, политические идеалы — отвратительными и жестокими.

В романе есть прямые аналогии с современностью. Например, затопление города Апамеи соответствует поджогу Рейхстага. В затоплении предъявили обвинение христианам, в поджоге — коммунистам. Есть в романе и свой Лейпцигский процесс и свой Георгий Димитров. Это дело, которое Кнопс возбуждает против актера-христианин а Иоа нна с Патмоса . Как и Димитров, достойный и хладнокровный Иоанн в судебной полемике превосходит Кнопса , одерживает моральную победу над ним и «... Кнопс , представший во всем своем ничтожестве и наготе, не мог сдержаться: вся его важность, все его взятое напрокат великолепие слетело с него. Побагровев, срывающимся голосом он начал орать и сквернословить, как в кабаке » [3, 187].

В этом эпизоде, когда маска спадает, он напоминает своего внешне антипода в романе — Т ребония (Геринга). Требоний изображается грубым, наглым и жестоким человеком, другие персонажи называют его «гремящее чудовище», «свинья в оленьей шкуре», «ворона в павлиньих перьях». Он часто употребляет такие выражения, как «прикончим в два счета», «проглотим вместе с вашим царством», «найдем лазейку». У него есть даже своя формула настоящей власти: «Я считаю, что выжидать — это далеко не лучший способ укрепления императорской власти. Власть — значит наступление. Власть — значит брать города, убивать, грабить. Фасции — путь прутьев и секира — вот что такое власть» [3, 164]. Фейхтвангер не зря упомянул об этом символе власти в старинном Риме. Именно от него произошло наименование итальянских и немецких фашистов.

Совершенно иначе организуется действие и строится система персонажей в романе Л. Фейхтвангера « Гойя , или тяжкий путь познания» (« Goya , oder der arge Weg der Erkenntnis »), написанном в 1950 году. С первых же страниц романа автор вводит читателя в конкретно историческую обстановку и формулирует главную коллизию изображаемой эпохи — рубежа XVIII – XIX веков: противостояние старого, средневекового, феодально-монархического и церковного мира — новому , буржуазно-демократическому, революционному и свободомыслящему. Наиболее же драматично, полагает Фейхтвангер, это противостояние воплотилось в Испании.

«К концу восемнадцатого столетия почти повсюду в Западной Европе со средневековьем было уже покончено. На Иберийском же полуострове, с трех сторон замкнутом морем, с четвертой — горами, оно еще продолжало жить.

Чтобы изгнать арабов с полуострова, королевской власти и церкви еще в давние времена пришлось вступить в неразрывный союз... И они это сделали. Они объединили народ в ревностной, исступленной приверженности престолу и алтарю. И эта суровость, это единство сохранились.

К концу восемнадцатого столетия испанский уклад жизни застыл в трагикомической неподвижности... Дольше, чем где бы то ни было, сохранился на полуострове средневековый рыцарский уклад. Воинская доблесть, отчаянное удальство, беззаветное служение даме, корни которого надо искать в почитании девы Марии, — вот добродетели, оставшиеся идеалом для Испании.

…По ту сторону Пиренеев французский народ обезглавил своего короля и прогнал господ. Здесь, в Испании, народ обожествлял своих монархов, хотя они были французами по происхождению и царственного в них было очень имело. Для народа король остался королем, гранд остался грандом; и в то время как гранды, все более и более приверженные ко всему французскому, уже готовы были заключит союз с республиканской Францией, испанский народ рьяно сражался с безбожными французами и шел на убой за короля, грандов и духовенство» [4, 14–15].

Церковь, инквизиция, духовенство — главная преграда на пути развития, как социально-исторического, так и индивидуально-духовного. В Испании изображаемой эпохи инквизиция фактически была высшей властью, подчинившей себе даже короля и аристократию, она контролировала как духовную, так и светскую жизнь. «Под страхом отлучения дети должны были доносить на родителей, мужья и жены друг на друга, как только они замечали что-либо подозрительное... Достаточно было самых ничтожных улик, чтобы отдать приказ об аресте» [4, 130].

Возможно ли преодоление этого диктата и каков путь освобождения от идеологических и духовных фантомов — главные вопросы этого романа. И решаются они на примере судьбы реального исторического персонажа — выдающегося испанского художника Франциско Гойи .

В романе много событий и экскурсов в прошлое, но все это так или иначе связано с историей жизни Гойи . Все действие романа ориентируется на главного героя, изображаемые события важны прежде всего для раскрытия его образа, остальные действующие лица при всей их историчной и общеконцептуальной значимости, сюжетно подчинены ему.

В начале «тяжкого пути познания» Гойя , как и все настоящие испанцы, махо , ощущает благоговение перед монархами, грандами и духовенством, он очень суеверен, постоянно живет во власти ночных и дневных духов, которых боится еще с детства.

Но Гойя не только махо , он — гениальный художник, его главный дар это умение проникать в души людей, постигать в процессе написания портрета сущность человека, а, постигая других, стремиться постичь и изменить себя. И постепенно за игрой красок и наслаждением колоритом создаваемых им полотен он начинает видеть низменность, мелочность и жестокость людей, окружающих его при дворе короля Карлоса.

Главным произведением Гойи в романе Фейхтвангера становится серия офортов « Капричос ». Эти гравюры — сатирическое и фантастическое обобщение реальности современной художнику Испании. « Он изобразил народ, показал обездоленных, нищих духом, которые с неиссякаемым слепым терпением кормят и холят своих угнетателей — грызунов, гигантских крыс, грандов и попов, безмозглых ленивцев, чьи глаза заклеены, уши заперты на замок, а сами они обряжены в старинные драгоценные негнущиеся, не в меру длинные наряды, не позволяющие им пошевелиться. Он изобразил безропотную, безликую массу подневольных, простых людей, застывших в тупой, тяжкой неподвижности, меж тем как еле живой от истощения человек из последних сил удерживает гигантскую каменную глыбу, а та вот-вот рухнет и раздавит его и всю толпу » [4, 480]. Эти офорты были его открытием нового, истинного, реального мира. Он нашел «всечеловеческий язык» (по выражению поэта Кинтаны ), понятный всем, кто увидит эти рисунки, независимо от возраста, образования и социального положения. Он, народный живописец Испании, утверждает новые идеи новым художественным языком и его искусство оказывает действенное влияние на умы и души людей. Он сам освобождается от фантомов прошлого, от суеверий и ложных убеждений и помогает освобождаться своим современникам. Влияние художника более опосредовано на человеческую жизнь, чем влияние политика, но более глубоко и действенно. Такова позиция Фейхтвангера.

Два романа одного писателя, написанные на материале истории. И две разные жанровые формы, выбранные автором в зависимости от его исходного замысла. Сатирическое обличение и использование исторического антуража для карикатурного изображения и осмеяния современной ситуации создают роман-памфлет. Анализ реальных исторических процессов и взаимовлияния истории и личности приводят к созданию историко-биографического романа.

Литература:

1. Николаева Т. С. Тиран у власти (« Лже-Нерон ») // Разум против варварства. Антифашистский роман Лиона Фейхтвангера 30–40-х годов. — Саратов: Изд-во Саратовск . ун-та, 1972. — С. 91–125.

2. Брандис Е. Письма Лиона Фейхтвангера (1936 – 1939 г од ы ). По материалам архива переводчицы В. С. Вальдман // Нева. — 1963. — № 2. — С . 221.

3. Фейхтвангер Л. Лже-Нерон // Фейхтвангер Л. Лже-Нерон . Испанская баллада. — М.: Худож . лит-ра , 1969. — С. 9–361.

4. Фейхтвангер Л. Гойя , или тяжкий путь познания. — М.: Худож . лит-ра , 1990. — 540 с.